Не-моя Чукотка…

[ДЕРВИШ]

Не-моя Чукотка…
(часть первая, посвященная всем рыжим журналистам)

Ну что, Кир, обиделся, наверное, за мой комментарий? Не нужно. Будь чуть выше. Это же твои авторские мысли, а такие мысли трудно оценивать однозначно. Прочитал я твою "Мою Чукотку", и сам задумался: "А что же такое МОЯ Чукотка?"
Прожив здесь достаточно долго, вывод сделал только один.
Чукотка попросту не может быть чьей-то.
Чукотка сама по себе.
И только сама Чукотка может сделать вывод: стал ли ты для нее своим?

* * *

… Год 1989-й… На дворе конец февраля… Москва… Кассы "Аэрофлота"… Цена билета сумасшедшая – аж 126 рублей… Билетов нет… Странно… Двухнедельная комбинация по московским кабинетам… Билеты на руках… Лечу… Куда лечу, к кому, а главное зачем? Не знаю, но лечу…Час, второй, шестой…
Во, блин, мир наш: он только на глобусе маленький, оказывается.
Первое впечатление: в самолете все всё и про всех знают, как в большой и дружной семье. Борт забит плотно, по самоё некуда. Идет массовый обмен командировочно-отпускными впечатлениями, называемый в просторечии емким словом "пьянка". Весь салон гудит, как растревоженный улей. Обильными ручейками льются по пластиковым стаканчикам водка и коньяк, вино и самогон, чача и домашняя "Изабелла". Кажется, что весь винодельческий мир выставил на этот импровизированный салон свою продукцию.
Узнав, что лечу на Чукотку впервые, да еще и на постоянное жительство, пассажиры оживляются и начинаются обычные (как я потом узнал, традиционные), страшилки: про ураганные (канзасские торнадо отдыхают) пурги, медведей (во, блин, как кошки на помойках) на улицах, запредельные космические морозы, от которых железный лом рассыпается в порошок, и неразведенный питьевой спирт на ветру, из горла и без закуси.
На восьмой час полета народ начинает живенько одеваться во все сверх-теплое и явно полярное. Мне в моем роскошном (как я думал) гэ-дэ-эровском пуховичке становится как-то неуютно. Даже в теплом салоне начинает пробивать озноб. За бортом яркая солнечная погода. Соседка показывает пальцем куда-то в белое безмолвие: "Анадырь…". Попытка хоть что-то рассмотреть оборачивается резкой болью в глазах: солнце и ярко-белый снег режут по глазам не хуже электросварки.
Тут Чукотка сыграла со мной первую свою шутку: оказалось, что взлетная полоса не расчищена, и самолет идет на запасной аэродром. И не куда-нибудь, а в сам МАГАДАН!
Сколько же потом еще раз я слышал эту фразу, мама не горюй! Но тот раз был вполне символичным, он был первым.

Магаданский аэропорт "Сокол" встретил 53-градусным морозом. Зашуганный попутчиками, я навернул на шею шарф, и завязал под подбородком шнурки своей гордости – енотовой ушанки. Вышел на трап и чуть не упал: по ощущениям было градусов 15-18. Попутчик понял мое удивление и коротко бросил: "Ветра нет". Темный лес! Вторая мысль: "А где тут лагеря?"

Гостиница старая, наверняка ЕЩЕ времен ГУЛАГа, имени присной памяти Лаврентия Палыча, деревянно-двухэтажная. Номера-камеры на шесть-восемь человек. Мужики отдельно, дамы отдельно. Загадочное шушуканье, всепонимающая ухмылка администраторши: "Ну, что мне с вами делать?" и шесть граненых стаканов выданы в пользование. Мгновенно накрывается стол. Продукция вино-спирто-самогоно-делов и непонятно откуда появившиеся северные деликатесы (икра, балык, подкопченный олений язык)… Вообще непонятно каким образом явившиеся миру и моему неискушенному глазу отварные камчатские крабы. Странно, ну не везли же попутчики все это с собой назад из Москвы?
Длительный перелет, смена часовых поясов и выпитое спиртное сделали свое дело: упал, как в яму, сразу и трупом. Мужики снисходительно, беззлобно посмеялись, и пошли "по дамам".
Утро… Горничная вежливо за плечо (почти, как в Погранвойсках) будит: "Вам на посадку"…
В голове туман, во рту, как в пустыне после самума, белок от съеденных трех (!) крабов плещется из ушей…

Обратный двухчасовой перелет… Посадка… До боли знакомое: "Пограннаряд, проверка документов!"… Скрипучий трап… И сразу ветер в рожу и под дых… Слепящее солнце сваркой по глазам… Состояние еще более полного отупения…
Обшарпанный комплекс… Из щелей в стенах слышится глухое завывание низовой пурги… Воскресенье. Рейсовые автобусы не ходят, а до города, оказывается, еще около 40 километров. На вопрос о такси все дружно заржали…

Пассажиры как-то быстро и незаметно растворились из здания аэровокзального комплекса.
Остаюсь один, со своими думами (и на хрена мне все это нужно было?) и багажом: десять мест, не хухры-мухры. По аэропорту неслышными тенями британских приведений скользят пьяные вусмерть уголовного вида старатели, третью неделю ожидающие свой борт до артели где-то на стыке Билибинского и Анадырского районов. Слышны дикие на слух и незнакомые термины: вскрыша, промприбор, шлихты… Единственный милиционер на них не реагирует… Призраки Севера…
Пытаюсь дозвониться до знакомого в Анадыре: изрезанный каким-то садомазохистом телефон угрюмо молчит в тряпочку.
Через час мытарств, дум и перекуров за окном мелькает ярко-канареечный уазик.
Ага! Коллеги! Подхожу: "Подвезете?"… "Да без проблем".
Набиваем уазик багажом и выдвигаемся в никуда. Если быть честным, то за окном часто-часто мелькали какие-то дома, сараи, сарайчики и сараюшки, кучки контейнеров, еще большие кучи металлолома, что-то еще. Что, не запомнил, отупение не проходило.
Наконец подъехали к какой-то заснеженной равнине, с прямой, как стрела германского автобана, дорогой. Водитель коротко бросил: "Очки одень, глаза сожжешь".
Чуть-чуть запоздал, и по глазам опять резануло сварочным "зайчиком". Подумалось, что очки лучше вообще никогда не снимать, и даже спать в них.
Оказалось, что едем не по дороге, а по льду зимника: давно такого комфорта не испытывал от поездки. Хотя холодок заползал под рубашку: глубина 30 метров, а вдруг…?
Город встретил серой тучей дымов десятков котельных, зацепившейся за крыши домов, такими же серыми, угрюмыми стенами домов, круговертью низовой метели, и кучами мусора, перелетающими с места на место в поисках места для приземления.
Боже! И занесла же меня нелегкая!!!
Подъезд… Какие-то решетчатые ящики на лестничных площадках…
Двери квартиры… Ключ у соседей слева… Самих соседей нет, ключ отдает карапузик явно северной наружности с удивительно ярко-карими раскосыми глазенками… И прямо от порога тысячи (!) тараканов, разбегающихся при моем появлении. Мама-миа!!! Роди меня снова!!! Я же их только на картинках видел, да в репортажах Анатолия Пескова. А тут пожалуйте, сколько хотите, и в каких хотите видах: большие и маленькие, рыжие и черные, резвые скакуны и медлительные тяжеловозы… Звери, одним словом…
Звонок в дверь… "Привет, я сосед сверху, зовут дядя Миша"… Сухощавый мужичок, с продубленным, мужественно-морщинистым лицом марктвеновского покорителя Севера… И сразу без перехода "Жрать хочешь?"… На мой лепет, отмашка сухой, обветренно-промороженной рукой.
Через десять минут на кухонном столике, оставленном прежними хозяевами, возникает пышная буханка домашнего хлеба, солдатская миска с крупно нарезанным (так и хочется сказать, нарубленным) копченым балыком неизвестной мне тогда рыбы, такая же миска с красной икрой, две бутылки магаданской водки, ароматная селедочка толщиной в мою руку, тарелка с аккуратно (но как-то не по ресторанному) нарезанными свежими (!) огурчиками-помидорчиками, пряно пахнущая зелень, еще что-то совсем неведомое и неопределимое… На полу – канистра с местным, провиденским пивом… Долгая, неспешная и обстоятельная беседа "за жизнь"… Страшилки – строго дозированные… Водка только стаканами, икра – исключительно ложкой… Отупение медленно, но верно сходит на нет…

Именно тогда я в первый раз, какими-то закоулками души и мыслей, осознал, что не мы выбираем Чукотку, а Чукотка выбирает нас…

Так и начался для меня очередной период жизни, который смело можно назвать "чукотским". Была же в жизни Пушкина "болдинская осень", а Брюллова – "итальянский период"… А я, что, рыжий?!

[28 ОАЭ]

Сергей, как здорово! Прочитала дважды, сначала быстро-быстро, потом с чувством...как же замечательно ты все подмечаешь!
Вспомнился наш десятилетний магаданский период. Когда летишь из отпуска, и в салоне почти все здороваются, командир корабля, проходя в пилотскую кабину, обязательно подойдет поздороваться, знакомые стюардессы приветливо улыбаются и часто подходят в полет спросить, не надо ли чего, и дети от этого просто млеют. Эти восьмичасовые перелеты, в которых вроде бы и кормят неплохо, но все равно, по традиции берем с собой котлеты из красной рыбы, домашние пирожки и морс из брусники. В полете мне всегда хотелось петь: "Есть только миг, между прошлым и будущим..." Только вот были в Краснодаре (Москве, Питере, Сочи, Одессе, Николаеве, Кишиневе и так далее), и вот снова наш маленький Сокол, сопки, лесок.
Ночные звонки случайно пролетающих: "Летим домой, на Камчатку, (в Анадырь) там пурга, у вас посадили!" Ночью бежим в аэропорт (благо - рядом!), ведем к себе гостей, начинаем варить манную кашу для какого-нибудь, жаждущего именно ее ребенка, накрывать стол: рыба, икра, уже свежайшая. А гости достают московскую - особо вкусную колбасу, карамель "Мечту". Через некоторое время начинаем звонить в справочное. И вот объявляют посадку. Бежим обратно. И небо, случайно подарившее нам встречу, сияет свежо и радостно.
"Золотые леса, самолетные трассы,
Я тебя, Магадан, называю прекрасным,
От того, что в тебе - непонятная сила,
От того, что я здесь родилась и тебя полюбила..."

[Аист]

Красиво написано, свой Север вспомнился!
Входить туда тяжело, а выйти оттуда - ещё труднее. Вот уже скоро тридцать лет, как оттуда уехал, а тепло в душе от общения с Севером до сих пор осталось.

[Марина]

Дервиш, спасибо, очень классно написано с душой, как это у Вас так получаеться читаешь и как будто все видишь своиим глазами. Прочитала, тоже вспомнила свою глубинку, правда до Чукотки судьба не забросила, только до Забайкалья, но люди чем дальше тем лучше, добрее, отзывчивее. Там не чувствуешь себя одиноким. Прямо воспоминания сразу навеяли.

[Кирилл Амаев]

Все рыжие - журналисты! Или так: все журналисты - рыжие. Или нет, не так. Рыжие журналисты - они все....
В Москве рождения для таких мыслей и словестных вывертов просто нет времени. Сие родилось в моем израненном кизлярским (настоящим)коньяком мозгу на третьи или четвертые сутки пребывания в Анадыре. Домодедово проводило меня плавящимся асфальтом, Угольные копи встретили дождевой сечкой при температуре плюс одиннадцать. При словах - "Пограничный контроль, приготовте документы" хотелось сказать - братва, да я такой же, свой... для них я вероятный нарушитель. Вспоминаю себя и улыбаюсь. Потом было здание аэропорта, груда авиаметалолома рядом со взлетной полосой, перекур, еще перекур... и в этот момент я понял, что у меня появилось таки время на то, что бы отпустить перо. Как зделал это Пушкин, в Болдино. Но ничего более "Все рыжие - журналисты", или "Все журналисты - рыжие" у меня не родилось.

ДЕРВИШ Молодчина. Мне тоже многое хочется написать о многих впечатлениях, но это наверное уже будет на пенсии. Очень жаль что в московском ритме, даже это сообщение пишу в торопях, но скажку честно, что прочитал дважды, уж очень красиво и жизненно написал. Спасибо тебе. Жаль только вот продолжения нет. А написал бы ты вообще вот такую книжку про СВОЮ ЧУКОТКУ, которую ты видишь. Я бы с удовольствием пречёл.

[Андрэ]

Здорово! Как-будто снова сел в самолет и полетел в до боли знакомые Магадан, Анадырь, Провидения.

[Серж-42]

Красиво и красочно написано. Спасибо. До Анадыря тоже не добрался. Но подобный разворот с П-Камчатского на Магадан был. Потом уж познакомился с Магаданом и аэропортом Сокол по-ближе. Магаданские серые сопки вдоль дороги, низкорослые деревья, свинцовые тучи на уровне 3-го этажа тоже были. И цыганка, вывернувшаяся из-за угла с предложением погадать, как будто уже из другой, нереальной жизни. Эх, давно это было.

[ДЕРВИШ]

Сообщение от НАЧФИЗ

ДЕРВИШ ...Жаль только вот продолжения нет.....

А я и не говорю, что это конец...
Надеюсь, всегда надеюсь на написание чего-нибудь эдакого, большого...
Потихоньку буду кропать, ну и форумчан знакомить...

[28 ОАЭ]

Кстати, за весь десятилетний период магаданской жизни цыганка только однажды постучала в наш дом. Как раз мы недавно вернулись из отпуска, и на мне было новое платье. А за столом, как водится, были гости. Так вот я открыла дверь на звонок, и увидела цыганку. "Дай чего-нибудь поесть, милая!", - обратилась она ко мне. Я тут же развернулась и вынесла ей сгущенку, тушенку, хлеб, печенье и т.д. Она вроде бы ушла, но через несколько минут снова раздался звонок. Открыв дверь, я увидела ту же цыганку. "Извини, милая, а рубля у тебя не будет?" "Да, конечно", - ответила я и вернулась уже с деньгами. Вернувшись за стол, я объяснила всем, что приходила та же самая цыганка. Все посмеялись надо мной, а Юра Харин сказал, что она снова придет. И! Третий звонок.
"Милая, только не уходи! Быстро скажу, все скажу. Порча на тебе. А особенно на твоем платье. Быстро сними, отдай мне, а я сниму с тебя порчу. Сама увидишь". Я рассмеялась в ответ, хотела закрыть дверь, да не тут-то было. "Платье отдай!", - почти зашипела цыганка. Я закрыла-таки дверь, быстро прошла в комнату, сняла с себя злополучное платье, (как сейчас помню, стоило тогда 75 рублей, покупала в Москве, в магазине "Лейпциг") влезла во что-то другое и вынесла, отдала цыганке. Она затолкала его в сумку и смылась.
Когда я вернулась к гостям, стоял гомерический хохот. Чего только мне не говорили в тот вечер ребята! Кстати, и до сих пор иногда вспоминают ту магаданскую цыганку и спрашивают: "А ты помнишь, как ты ей платье отдала?"