Мегринский погранотряд

[Беляев Сергей Николаевич]

В 1959 году отец вновь оказался в Армянской ССР.

Мегринский погранотряд

Беляев Николай Тихонович

Населенный пункт Мегри располагался в горно-лесистой местности. Конечно, это не горы Калапуты Ленкоранского погранотряда, но и не Прикаспийская низменность. Отряд располагался отдельным военным гарнизоном вне черты пгт Мегри, в который мы ездили на машине или пешком ходили. Расстояние было небольшое. Наш секретарь отдела Сергей Барсегович Оганесян проживал, например, в Меграх и ежедневно в спокойном темпе без особых усилий покрывал это расстояние.

Мне с семьей была предоставлена одна маленькая комнатушка в 2-х комнатной квартире, которую до меня занимал оперработник Юрий Александрович Калганов, находившийся в это время на курсах переподготовки в Москве. Семье из 4-х человек это было явно мало. Но что делать, пока пришлось мириться и с этими неудобствами. После мы займем эту квартиру полностью. Но это после, а пока…

Отряд в составе 16 линейных пограничных застав охранял границу с Ираном, проходящую по реке Аракс. Мне в оперативное обслуживание как старшему оперуполномоченному вменили подразделения гарнизона отряда и 4 линейных заставы (7, 8, 9, и 10), на две из которых – девятую и десятую – я добирался поездом, а на 7 и 8 – машиной.

Отдел был небольшой – всего пять человек вместе с секретарем отдела старшиной сверхсрочной службы Оганесяном С.Б. Начальником отдела был подполковник Сафроненков Федор Иванович. Оперуполномоченными – упомянутый выше Калганов Ю.А. и мой старый сослуживец Кривонос Василий Григорьевич. Нет, нет, товарищи. Он никакого отношения к знаменитому запорожскому казаку эпохи Богдана Хмельницкого – Максиму Кривоносу не имеет. Не потомок его дальний, а просто однофамилец.
Все эти товарищи, как и я, сейчас находятся на пенсии. Сафроненков Ф.И. проживает в Одессе, и с ним мы поддерживаем переписку. Кривонос В.Г. живет в Батуми – с ним никакой связи не имею. А вот Калганов Ю.А., ставший впоследствии генералом и уволенный в начале марта 1992 года, проживает в Москве, где он и трудился в последние годы в центральном аппарате Комитета госбезопасности. С ним мы несколько лет работали в свое время в Хабаровске. Он тогда был в звании полковника и являлся моим заместителем.

Место дислокации штаба отряда и нашего жилого городка было прекрасным. Зелень кругом, воздух свежий и чистый. Неподалеку от нас был большой персиковый сад, принадлежащий местному совхозу. Были случаи, когда на сбор персиков при богатом урожае приглашались жены офицеров управления отряда. Оплата труда при этом производилась не деньгами, а натурой, ведрами спелых крупных и сладких персиков. Знаменитые мегринские персики! Они не единожды наполняли наши желудки, принося чудодейственное наслаждение при их восприятии. Да… Об этом сейчас можно только мечтать и, вспоминая далекое прошлое, чувствовать боль утраты прекрасного.

Мегринский период нашей семейной жизни наиболее характерен в вопросах «фруктово-пищевой эстетики». О персиках я уже сказал. А вот 10-я застава была знаменита прекрасными сортами винограда, который доводилось и нам вкушать.
На 11-ой заставе, имеется в виду, конечно, не сами заставы, а населенные пункты вокруг них, произрастали прекрасные плоды гранат. Очень крупные гранаты. Я таких, откровенно говоря, нигде больше и не встречал. Естественно, мы не только лицезрели их, но и неоднократно пробовали до полной сытости. В общем-то, наши сыновья Миколка и Сережка недостатка в названных выше фруктах, «то бишь в витаминах», не испытывали. В этом вопросе довольны были все ребятишки военного городка и их родители тоже.
Кстати сказать, на территории военного городка имелся свой сад. Росли персики и абрикосы. Моя жена, имевшая диплом садовода, была принята на работу в часть и вложила много труда, чтобы сад плодоносил. Своего она добилась. Фрукты были, и дети офицеров отряда с благодарностью и большим удовольствием уплетали и персики, и абрикосы, выращенные заботливой рукой моей супруги. Все были довольны – и дети, и взрослые. Это еще раз подтверждает вышесказанную мною мысль, что витаминов наша детвора употребляла в сверхдостаточных дозах.

Все без исключения заставы славились своей рыбалкой. Выше я уже говорил, что заставы стояли на Араксе, по которому проходила граница. Ну, а где есть река, там и водится рыба. Особенно хороши были сомы Аракса. Припоминается такой случай.
Как-то мне звонит, Вася Кривонос с одной из левофланговых застав и сообщает, что с нашими ребятами-пограничниками, едущими в отряд поездом «Баку–Ереван», он послал мне выловленного им сома и просил их встретить. Стал ждать их прибытия. Этот поезд в Мегри приходил где-то в час ночи. Дождался их, принял передачу.
Сом был достаточно солидным и помещенный в металлическую коробку, свернутый в кольцо, так и застыл. Полагая, что он уже неживой и не желая возиться с ним ночью, мы поместили его в ванну и, напустив в нее холодной воды, преспокойно, улеглись спать.
Через некоторое время жена, проснувшись, услышала какие-то непонятные всплески воды и разбудила меня. Встали, включили свет, и вышли в коридор на выяснение. Слышим, повторяющиеся всплески идут из ванной. Включив в ней свет и открыв дверь, мы увидели, что наш сом воскрес из мертвых и, видимо, недовольный малым водным пространством ванной, бурно выражает протест своим «заключением под стражу». Бушует. Залил всю комнату ванной водой. На наши «уговоры» совершенно не реагирует.
Оставалось одно – прикончить разбушевавшегося хулигана. Вооружившись увесистым молотком, я нанес два прицельных удара по голове «зарвавшегося бандита», которые впоследствии оказались смертельными. После этого жена отрезала ему голову, и «битва» завершилась нашей победой. Удовлетворенные содеянным, мы повалились на койку и уснули сном праведников. Вот такой забавный случай мне припомнился из истории «мегринской рыбалки». Здоровый оказался сом. Весом, видимо, более 10 килограммов, и его вкусного мяса нам хватило надолго.
А какими шашлыками угощал нас Сергей Барсегович, приглашая к себе в гости! Пальчики оближешь.
….
Прошло некоторое время, и нам предоставили и вторую комнату. Радость переполняла нас. Ну, а как же не радоваться. Имеем двухкомнатную квартиру на втором этаже, с балкончиком небольшим и, в общем-то, с неплохими коммунальными условиями. Тут тебе и кухня, и ванная, и туалет. И все отдельно от других. Что еще надо трудовому человеку со средней заработной платой и без покровительства высокопоставленных властных чиновников. Балкончик потом моя супруга весь обвила выращенным ею виноградом, и он стал представлять очень уютную беседку.

Соседями нашими по лестничной площадке были начальник медицинской службы отряда майор Темногрудов Константин Алексеевич и начальник штаба отряда Седых Владимир Ильич. Отношения у нас с ними установились самые дружеские, которые продолжаются, и по сей день. Темногрудовы в настоящее время живут в г. Пензе, и наши жены ведут сейчас регулярную переписку между собой.
С Седых В.И. мне довелось, потом еще достаточно много лет проработать в других отрядах (Хичаурском и Батумском). Но об этом позже. Сейчас он живет в Ленинграде, и дружба продолжается.
…
Супруга моя, как я уже указывал выше, упорно занималась общественным садоводством. Наряду с этим активно включилась в отрядную художественную самодеятельность. На этом поприще она трудилась за двоих. Я-то уже «из игры вышел». В плясках участвовала и даже сыграла, и я бы даже сказал, очень неплохо, роль Татьяны в сценке из «Евгения Онегина». Теперь уж я выполнял роль «домоседки» и занимался с детьми в период ее «гастролей» с концертами по заставам пограничного отряда. У нас на этот счет сохранилось много фотокарточек, которые мы бережем. Как реликвии нашей молодости. Периодически просматриваем их и вспоминаем нашу молодость, нашу жизнь в те далекие, ушедшие в прошлое, годы. Смотрим и радуемся, а иногда и грустим о былом, невозвратном.

Наконец и моя мечта сбылась. В 1961 году я поступил в Азербайджанский государственный университет на юридический факультет заочного обучения, в котором проучился шесть лет. Таков был срок обучения для заочников. Все эти шесть лет два раза в год приходилось выезжать в Баку на сессии. В материальном плане это в определенной степени отрицательно сказывалось на нашем семейном бюджете. Поэтому иногда приходилось отказываться от положенных ежегодных отпусков с выездом за пределы части. Особенно это чувствовалось, когда в 1963 году моя супруга поступила в Бакинский библиотечный техникум также на заочное обучение. Но я повторяю – иногда отказывались от отпусков. Периодически мы ими все же пользовались и проводили их на достаточно хорошем уровне.

Вступительные экзамены я сдал успешно. Только одна «четверка» по сочинению, а остальные «пятерки». Во время этих экзаменов припоминаю один забавный случай. Встретили мы одного офицера-пограничника, азербайджанца по национальности, которого я знал ещё по Ленкоранскому погранотряду. Он тоже поступал на юрфак и почему-то на русский сектор обучения я, честно говоря, удивился его «смелости» поступать в высшее учебное заведение.
Он обратился к нашим ребятам с просьбой оказать ему помощь в написании сочинения по русскому языку. У кого-то оказалось несколько загодя подготовленных шпаргалок на разные темы, и ему одну такую шпаргалку дали. Но ребята-то готовили их для себя. Много слов были написаны сокращенно. Им-то все было понятно, а он, бедолага, принял все это за окончательный вариант и передул все, как было в шпаргалке. Понятно, отхватил он «двойку», и на этом вступительные экзамены для него закончились. Ох, и бушевал же он потом, обвиняя наших товарищей во всех не существовавших грехах
- Ада, подвели меня, сволочи, подвели. Специально, ада, подсунули такое.
Пытались хлопцы ему разъяснить, но куда там.
…
Чтобы не описывать разрозненно по годам время учебы в госуниверситете, хочу отвести несколько строк этому шестилетнему периоду, вернее, наиболее интересным моментам и событиям, происходившим непосредственно со мною. Как говорится, для разрядки, чтобы не особенно скучно было, читая мои воспоминания. Ну вот, например, один из фрагментов.
Был у нас один из преподавателей, азербайджанец по национальности, кандидат юридических наук. Фамилию его я сейчас не помню. Вел он три дисциплины: «Семейное право», «Земельное право» и «Римское право». Своеобразный был человек, но в целом неплохой.
Готовились мы к сдаче зачетов по «Семейному праву». Два было учебника по этой дисциплине, двух авторов. Я выбрал одного, который, как мне казалось, подготовил учебник на более простом и доступном для нас языке. Ну, а во второй учебник я и не заглядывал.
Настал день зачетов. Я обрядился в военную форму с погонами капитана. Кстати сказать, на все экзамены и зачеты я ходил только в военной форме. Захожу в зал, беру билет и сажусь готовиться к ответу. Подготовился и начал отвечать. Не помню уж, по какому вопросу я даже процитировал из учебника пару фраз. Вышеуказанный экзаменатор перебил меня и заявил, что я не совсем точен в определении данного положения. Разгорелся небольшой спор. Наконец он махнул рукой и, поставив мне зачет, выпроводил из аудитории. Мне бы успокоиться, ведь зачет-то все-таки поставлен, так нет же. Видите ли, во мне заговорило ущемленное самолюбие. Уже в коридоре я попросил у одного товарища учебник, по которому готовился и, отыскав место моего цитирования при ответе на вопрос билета, с видом победителя возвратился в аудиторию и показал экзаменатору место взятых мною цитат. Тот посмотрел на меня долгим взглядом, а затем потребовал мою зачетку. Вычеркнул в ней полученную оценку и заявил, чтобы я посолиднее подготовился к переэкзаменовке. Ребята пожурили меня за несдержанность и пояснили, что этот преподаватель поклонник автора второго учебника и спорить с ним мне не следовало бы.
- Теперь ты к нему походишь, - заявили они. – Он тебя помурыжит.
Я и сам уже понял, что допустил оплошность. Но что делать. Оставалось одно – готовиться к переэкзаменовке на очередной сессии.
И вот очередная сессия. Надо было «ликвидировать хвост». Без этого студент к сдаче экзаменов по другим предметам не допускался. Надев на этот раз гражданскую одежду, я пристроился к группе таких же неудачников и в аудитории занял место в середине группы, чтобы не бросаться в глаза «моему» экзаменатору.
Экзамены шли своим чередом. И вот один из отвечающих замялся на каком-то вопросе. Преподаватель обратился к группе – кто может ответить на этот вопрос. Я поднял руку и, получив разрешение, четко осветил его. Экзаменатор заметил, что ответ совершенно правильный, и я сел на свое место. Такая картина повторилась еще дважды уже при ответах других студентов и на другие вопросы. И опять я заслужил похвалу преподавателя. После моего третьего ответа он пригласил меня к столу и потребовал мою зачетную книжку. Должен заметить, что его прошлое «перечеркивание» в зачетке я заранее резиночкой и лезвием «культурненько» устранил. Никаких следов не осталось. Поставил он мне зачет и, пожав руку, «отпустил меня с богом», заметив при этом студентам
-Вот так надо готовиться к экзаменам.
Отворачивая от него свое лицо, и не веря еще в счастливый исход, я опрометью выскользнул из аудитории. В коридоре я, наконец, пришел в себя и с великим облегчением, вздохнув, блаженно закурил.
На остальные экзамены я уже ходил в военной форме. И вот как-то, встретив меня в коридоре, этот преподаватель, отвечая на мое приветствие, спросил
-Что же ты, капитан, не идешь ко мне пересдавать «Семейное право?
Я ответил, что уже пересдал. Тогда он удивленно спросил
-Это когда же и кому пересдал?
Я ответил, что ему сдавал три дня назад. Он попросил зачетку. Я показал. И пока он рассматривал ее и свою роспись, я напомнил ему вышеописанные эпизоды моих ответов. Он посмотрел на меня и, засмеявшись, сказал
-Ну, молодец, капитан! Провел меня, применив «военную хитрость» с переодеванием в цивильное. Хвалю за находчивость.
Хочу отметить, что после этого у нас с ним установились очень хорошие отношения. Еще два предмета я ему сдавал «Римское право» и «Земельное право», и оба раза успешно. Причем давал мне высказаться только на один из трех вопросов билета и, ставя положительную оценку в мою зачетку, всегда произносил неизменное: «Это за находчивость». Ребята из группы моей даже поинтересовались, где, когда и что за находчивость я проявил, свидетелем которой был наш преподаватель. Я, конечно, рассказал им все, и мы долго потом смеялись, вспоминая вышеописанный эпизод.
Или вот эпизод. Изучалась тогда в АзГУ на юрфаке такая дисциплина как «Государственное право народов Закавказья с древних времен». Может, и неточно я сформулировал предмет, но что-то в этом роде. В нем имелись разделы экономики, науки, искусства и т.д., и т.п. Этот предмет вел кандидат юридических наук Гусейнов. Было это, кажется, на первом или на втором курсах. По этой дисциплине также принимались экзамены. Со мной и здесь произошел случаёк, правда, на этот раз положительного характера.
Прибыл я на экзамен по этому предмету основательно подготовленным. И когда взял билет и прочитал вопросы, облегченно вздохнул. Материал я знал и рассчитывал на положительную оценку. Первый вопрос, а их в билете, как правило, было три, касался поэтов и писателей Закавказья далекого прошлого. Воспевания ими в произведениях патриотизма своих народов, их борьбы за национальную независимость. Я начал отвечать. Остановился на Шота Руставели, на его всем известной поэме «Витязь в тигровой шкуре». Даже одну строфу наизусть продекламировал:

«…Если смерть – то смерть со славой,
Чем бесславных дней позор…»

Мой экзаменатор с сияющим лицом вдруг перебил меня и спросил, не помню ли я что-нибудь наизусть из Низами. Я ответил, что сейчас что-то не припомню ничего. Но вот как отозвался о Низами узбекский поэт ХV века Алишер Навои, могу сказать, и здесь же продекламировал:

«…Он – царь поэтов, милостью творца,
Жемчужина Гянджинского венца…»

Этого оказалось достаточно, чтобы «покорить сердце» строгого судьи, сидящего за экзаменационным столом. Он остановил меня, сказал «молодэц» и «влепил» мне в зачетку «пятерку». Ответы на остальные вопросы не потребовал, и мы расстались довольные друг другом. Вот так бы всегда, подумал я тогда. Но жизнь есть жизнь. Раз на раз, как говорится, не приходится. Всякое бывало.
Трудным предметом мы все тогда считали, да и сейчас, мне кажется, все учащиеся в юридических вузах так считают, «Теорию государства и права». Эта дисциплина преподавалась на последнем курсе. Пока ее не сдашь и не получишь положительную оценку, к государственным экзаменам допущен не будешь. Преподавателем была женщина-азербайджанка, кандидат юридических наук. Фамилии её я не помню. Зато хорошо помню, что она была достаточно привлекательной внешне, а внутренне… В общем, как в той поговорке – «…внешне – голубь чистый, а заглянешь в душу – настоящий крокодил…»
Засыпала она меня на первом экзамене. Надо было усилено готовиться и пересдать, не откладывая это дело в долгий ящик. Ведь, кроме сдачи теоретических экзаменов, надо было писать дипломную работу. А тему такой работы не дадут, пока, как я уже сказал выше, не сдашь на положительную оценку «Теорию государства и права». Сижу, корплю ночами, грызу «гранит науки». Где-то через месяц почувствовал, что готов и, получив разрешение от окружного руководства, выехал в Баку на пересдачу. Кстати, не по всему учебнику мне пришлось готовиться, а она, в день моего «провала», дала мне три вопроса, которые я должен в деталях изучить, и по ним с меня и примут экзамены. Это было уже значительно легче.
Пришел я в университет и, узнав, что моя «леди Макбет» ведет сейчас урок с вечерниками, встал у двери, ожидая перерыва. И вот он, перерыв, и я встретил выходящую преподавательницу, сказал ей, что прибыл на пересдачу. Она предложила такой вариант. После перерыва на втором уроке я и выступлю со своими вопросами перед студентами. Что делать? У меня выбора не было, и я согласился.
Вошли с ней потом в аудиторию вместе. Она представила меня слушателям, заявив, что второй урок с ними буду вести я, в порядке экзамена. Здесь же она заметила
- Оценивать его знания мы будем все вместе.
Студенты с улыбкой согласились с таким предложением.
И вот я за трибуной. Сорок минут я «блистал своим красноречием» и видимо понравился публике. А, скорее всего, здесь проявилась студенческая солидарность. После окончания моего выступления преподаватель спросила, есть ли у кого вопросы ко мне. Зал почти хором ответил, что вопросов ни у кого нет и им все понятно. После этого она, обращаясь к залу, поинтересовалась у слушателей – какую же оценку мне поставить. Здесь уже действительно хором ребята выпалили – «пя-я-я-т-ь!» Преподаватель засмеялась и сказала
- Ну, что ж, поставим ему «четверку». Я думаю, что он на нас не обидится.
Я, естественно, ответил, что обиды у меня никакой не будет. На этом и порешили. Так был сброшен с моих плеч тяжелый груз, не позволявший мне «допуститься» к государственным экзаменам и получить тему дипломной работы.
Ну, и чтобы закончить «университетскую тему», расскажу, как прошли государственные экзамены, а вернее – защита диплома.
Прежде всего хочу отметить такую деталь. Преподавателем уголовного права у нас был тогда кандидат юридических наук, армянин по национальности, Борис Васильевич (фамилию не припомню). В прошлом он являлся заместителем военного прокурора Бакинского округа ПВО, имел звание подполковника. Из армии уволился в период «хрущевского сокращения Вооруженных сил», и его с удовольствием приняли на юрфак госуниверситета.
Видимо, вот по этой причине он к нам, военным, относился с особым уважением, и я не помню такого случая, чтобы он кого-либо «срезал» на зачетах или на экзаменах.
Зная все это, я пошел к нему посоветоваться, какую тему дипломной работы взять, и заодно попросить его стать моим научным руководителем. Борис Васильевич сначала ответил на вторую часть моего вопроса. Моим научным руководителем он стать не может, т.к. он свой «лимит» исчерпал, и ему руководство университета уже ни одного человека не даст. Здесь же пожурил меня, что я так поздно обратился к нему с такой просьбой. Я ответил, что причиной явилась пересдача «теории…» Он здесь же меня успокоил, заметив, что он добьется того, чтобы стать моим рецензентом. Впоследствии так это и свершилось.
Что же касается темы дипломной работы, то он посоветовал взять «Ответственность за дезертирство». Таких работ, по его заявлению, в университете нет, и руководство кафедрой уголовного права согласится на разработку такой темы. Попросил меня после решения данного вопроса в верхах позвонить ему и дал мне номер его домашнего телефона.
Действительно, на кафедре с моим предложением согласились, дав мне в научные руководители кандидата юридических наук, доцента Кафарова Тофика Микаиловича, с которым порекомендовали встретиться и все обговорить в деталях по избранной теме диплома. И эта встреча прошла нормально. Получил я целую «кучу ценных советов», в основном теоретического характера, касающихся в целом уголовного права и почти не относящихся к военной юриспруденции. Договорились о периодичности встреч для консультаций и, обменявшись рукопожатием, распрощались.
Ближе к вечеру я позвонил Борису Васильевичу на квартиру, чтобы доложиться о результатах «проведенной операции». Он по телефону меня слушать не стал, а велел ехать к нему на квартиру, и объяснил, как и каким транспортом добираться.
Жил он не так уже и далеко от университета, и я через каких-нибудь 30-40 минут уже звонил ему во входную дверь квартиры.
Борис Васильевич встретил меня радушно, познакомил меня со своей женой, кстати, русской по национальности, которая тут же засуетилась накрывать стол.
Несколько отвлекусь. Это уже не первый знакомый мне человек встречается со смешанным семейным браком. Первый мой начальник Чилингаров Гурген Александрович имел жену украинку по национальности. Его заместитель майор Оганов Армаис, армянин по национальности, был женат на татарке. Ленкоранский начальник отдела майор Ольшанский, украинец по национальности, состоял в браке с армянкой. И семьи были дружные, крепкие. Не видел я, чтобы они враждовали внутри семьи на национальной основе.
Как же можно верить нынешним «демократам», что при Сталине «не было дружбы народов», что все это «показное», все были «запуганы» и «боялись репрессий».
Не думаю, что названные мною выше семьи образовались в результате «боязни сталинских репрессий», что они были «запуганы» советской властью и коммунистической партией. Какая чушь и одурачивание народов. Какое издевательство над нашим прошлым.
Ну, а пока накрывался стол, мы с Борисом Васильевичем вели «душеспасительную» беседу. Он подтвердил, что будет моим рецензентом, и подобрал мне целую кучу юридической литературы для использования при написании дипломной работы. Подбадривал меня, поясняя, что мой научный руководитель «мало петрит» в военной юриспруденции и ждать от него строгости и нагоняя, как и настоящей помощи, мне не следует. Впоследствии все это сбылось. Проверяя мою уже готовую работу в черновом варианте, Тофик Микаилович сделал лишь одну единственную заметку в предисловии, на чем его «научно-руководящая» обязанность и завершилась.
Затем я был приглашен за неплохо сервированный стол и приступили к ужину, периодически пропуская в свои утробы по стопочке армянского коньяка. К концу ужина чудодейственная бутылочка была опустошена, и мы по-доброму расстались с Борис Васильевичем до встречи на защите диплома.
За работой по должности, подготовкой к госэкзаменам и написанием дипломной работы время пролетело незаметно. Пришла пора, выезжать в Баку на «экзекуцию». Кстати, выезжали мы вдвоем с супругой, т.к. и у нее пришла пора госэкзаменов в библиотечном техникуме. Это уже было хорошо.
Не буду описывать ход госэкзаменов. Не все там так получилось, как хотелось бы. Да и отдельные оценки меня не удовлетворяли. Ну, да ладно. Не завалил ни один предмет и то хорошо. Я и не собирался заканчивать госуниверситет с «золотой» или «серебряной» медалью.
Наступил день защиты диплома. Вот тут-то и начались приключения «барона Мюнхгаузена». В комиссии научного совета заседали и мои покровители - научный руководитель Тофик Микаилович и рецензент Борис Васильевич. Защищался русский сектор. Но почему-то в наши ряды пробрался один азербайджанец, который решил защищать свой диплом на азербайджанском языке. Этому стал бурно возражать Борис Васильевич, хотя он и прекрасно владел этим языком. Довод был один – это русский сектор, и все должны защищать свои дипломы на русском языке. А если дипломант слабо владеет этим языком, пусть идет на свой сектор.
Спор затянулся, но в конце концов большинством голосов было принято решение позволить дипломанту защищаться на своем родном языке. И это все произошло перед моим выступлением, что и сыграло со мной потом злую шутку. Создало определенные трудности для меня.
Перед моим выступлением слово держал мой научный руководитель, в целом хорошо отозвавшийся о содержании моей работы. Затем выступил и рецензент Борис Васильевич, который тоже положительно оценил мой труд, найдя в ряде моих положений какие-то «новшества», доселе, якобы, «неизвестные» военной юриспруденции. Я, правда, таких новшеств в своем труде не видел, ибо добросовестно сдирал многое со старых юридических учебников, правда, трактуя это, как говорится, своими словами, более доступными для студенческой аудитории.
После моего выступления посыпались вопросы. Члены комиссии, а они все были азербайджанцами по национальности, словно в атаку пошли на дипломанта, рецензентом работы которого был армянин. Причем вопросы были совершенно не по теме моего диплома. Борис Васильевич и здесь «встрял», заявляя в таких случаях
-Вопрос не по теме и дипломант может не отвечать на него.
Что я и делал. В конце концов, все это, видимо, надоело им, и вопросы прекратились. Защита диплома закончилась, и я удалился в коридор – покурить.
После обеда нас опять всех собрали в аудитории для объявления оценки. Мне поставили «четверку». Я был доволен таким исходом. Но Борис Васильевич ожидал «пятерки» и был явно рассержен снижением балла. В разговоре со мной он тогда гневно заявил
- Дикари чертовы! Сами ничего не смыслят и другим мешают в науке.
Я пытался его успокоить. Поблагодарил его за заботу обо мне. Возвратил, придя к нему домой, все его учебники и пособия. Мы на прощание «пропустили» с ним по чарочке опять-таки армянского коньяка и расстались.
Больше мне не пришлось встретиться с этим добрым, в общем-то, человеком, искренне помогавшим мне в университетских делах. Он намного старше меня по возрасту. Может, его уже и нет в живых на этой грешной планете.
…
О трудолюбии пограничников в вопросах заведения подсобного хозяйства на заставах я уже писал. Мегринские воины в зеленых фуражках не являлись исключением. Они также разводили в своих подразделениях всякую живность. Имелись коровы, молочко которых постоянно присутствовало на солдатских столах, держались и свиньи, мясо которых также не миновало солдатских желудков. А вот на 15 заставе в один из призывов появился любитель-кроликовод. Ох, и развел же он этих кроликов! Мне рассказывали, что их было более трех тысяч. Да кто их там считал. Целый городок для них построили, где они просто кишели, как муравьи в муравейнике. Я собственными глазами это видел. Вся застава в поте лица трудилась, чтобы прокормить эту ораву. Зато и нежного кроличьего мяса ребята употребляли вдоволь. Посылали даже на другие заставы, а шкурки сдавали в местную сельхозкооперацию, получая деньги, которые тратились на нужды заставы. Приобретали на них музыкальные инструменты, художественную литературу и разные сладости к праздникам типа конфет, пряников, печенья. Эта традиция продолжалась и после увольнения из армии любителя-кроликовода, который заранее подготовил себе замену, передав им «беспошлинно» свое «искусство».

По Меграм запомнилась мне и встреча с Анастасом Ивановичем Микояном, который приезжал с комиссией на Агаракские медно-молибденовые рудники и посетил 7-ю пограничную заставу. Мне было предписано свыше оперативное обеспечение встречи А.И. Микояна с пограничниками этой заставы. Понравился мне этот человек. Был он прост в обращении с людьми и доступен. Никакой кичливости своим высоким положением. Шутил, смеялся, а, встретив среди местных своих соратников по революционной работе в Закавказье, тоже уже пожилых людей, потрапезничал с ними, не преминув приложиться к чудодейственному напитку, именуемому армянским коньяком.
В общем, впечатление о себе он оставил хорошее. Мне кажется, он был настоящим большевиком-ленинцем. Простой и доступный. О его пребывании на заставе у меня в семейном альбоме сохранилась фотография. Правда, меня на ней не видно. Я ведь тогда «скрытно бдил» и мне было не до позирования для фото.

Ну, а сейчас я хочу поведать об одном неприятном происшествии, которое произошло на участке 6-ой заставы отряда. О безнаказанном, на пограничном лексиконе, прорыве через границу на машине трех армян и их уход в Иран.
Дело в том, что случай этот произошел, когда мой начальник отдела находился в очередном отпуске за 1963 год, а я оставался за него, и разбирательство по этому делу пришлось вести мне.
С получением сигнала о прорыве границы тревожная группа во главе с начальником отряда майором Седых В.И. на машинах выехала к месту происшествия. Вместе с ними выехал и я. Картину мы увидели такую. Колючая проволока сигнально-заградительной системы была прорвана, а в Араксе на речных перекатах стояла полуразбитая машина в окружении громадных валунов, объехать или сдвинуть которые она не могла. Мотор был поломан, радиатор смят и пробит в нескольких местах. При осмотре кабины обнаружено много крови. Кровь просматривалась и на речных валунах, и на камнях уже на иранском берегу. Местность на иранской стороне была гористая, покрытая лесом и заросшая густым кустарником. Нарушителей границы нигде не было видно и не слышно, как говорится, «их и след простыл». Ясно было одно, что один из них был, видимо, серьезно покалечен, и его просто тащили на себе соучастники преступления.
Учитывая, что иранский пост от линии границы расположен далеко, гористую и труднопроходимую местность, которую не так-то просто преодолеть нарушителям, имея на руках искалеченного напарника, среди командиров родилась мысль создать группу захвата и направить ее на отсечение нарушителей от иранского поста с последующим их задержанием и доставкой на советскую территорию.
Идея была неплохая, и я вызвался возглавить эту группу пограничников.
Но на месте происшествия оказался представитель политотдела округа. Он стал возражать против возникшей идеи. Ну, а меня чуть ли не «агрессором» назвал, добавив при этом, что я «покушаюсь на независимость суверенного государства Иран». Здесь же пригрозил всем, что он едет в отряд, и будет докладывать в округ о намечаемых нами «беззакониях» и «произволе». Конечно, никому не хотелось иметь неприятности, и мы отказались от осуществления своей задумки.
Нарушители границы ушли. Вскоре выставленные на высотах наблюдатели доложили, что с иранского поста в ближайшие заросли побежало несколько солдат, и вскоре оттуда вывели двух гражданских лиц, которые несли на себе третьего человека.
Все стало понятно. Это были наши нарушители границы. Теперь уже ничего предпринять было нельзя. Единственное, что нам оставалось – вытащить из Аракса покалеченный грузовик и заделать прорыв в системе, что пограничниками и было сделано.
Мы возвратились в отряд. Была создана комиссия по разбирательству в причинах безнаказанного прорыва через границу. Мне также поступило указание из округа по своей линии все исследовать и письменно доложить. Указанное я выполнил в срок, и документ с моими выводами и предложениями был направлен по назначению.
Через несколько дней в отряд прибыл генерал-майор Матросов Вадим Александрович. Он в то время являлся начальником разведотдела погранвойск Союза. Задача его была такова: исследовать документы по прорыву, направленные в округ по линии командования и военной контрразведки, и побеседовать с начальником отряда и со мной, замещавшему руководителя органа и готовившего документ по этому вопросу.
Хочу сразу сказать, что с первых же минут разговора мне понравился этот человек. Несмотря на значительную разницу в воинских званиях, да и в занимаемых должностях, он располагал на откровенную беседу. Внешне это выглядело как встреча двух старых друзей, встретившихся после длительной разлуки, хотя, как я упоминал выше, мы видели друг друга впервые.
Вадим Александрович сразу же похвалил меня за принятое смелое решение возглавить группу захвата нарушителей на иранской территории и за продуманный письменный доклад в округ по свершившемуся факту. Кстати, здесь же «по секрету» поведал мне, что начальник войск пограничного округа был недоволен моим докладом и наложил на нем несколько бестактных резолюций типа: «…а это не ваше дело…», «…не суйте нос не в свое дело…», «…без вас разберемся…» и т.д., и т.п. Затем с улыбкой похлопал меня по плечу и сказал, чтобы я не расстраивался, не волновался и что он меня «в обиду не даст».
С генералом Матросовым В.А. мы потом, в период моей службы, встречались много раз и подолгу беседовали. Такие встречи были, и когда он был начальником Закавказского погранокруга, и начальником штаба погранвойск Союза, и начальником пограничных войск страны. Всегда мы находили взаимопонимание, и я чувствовал его поддержку. Но об этом я буду упоминать в ходе дальнейшего изложения моих воспоминаний. (http://shieldandsword.mozohin.ru/per...trosov_v_a.htm , прим БСН)
По факту же прорыва нарушителей границы ко мне, как к «агрессору», никаких претензий больше не было. По линии же командования ряд руководящих офицеров отряда понесли наказание. Например: начальник 6 погранзаставы с должности был снят и переведен в другой отряд заместителем начальника одной из застав. Начальник отряда Седых В.И. тоже был от должности отстранен, переведен в Пришибский отряд, где работал начальником штаба отряда. Получили, как говорится, «свое» и некоторые другие офицеры, отвечающие по своим должностям за организацию надежной службы по охране государственной границы.

Вот, что касается этого случая. Моя служба продолжалась. Наступил 1964 год.
Мой «шеф» Сафроненков Федор Иванович стал поговаривать о своем переводе в Одессу на такую же должность. Конечно, Одесса это не то, что пгт Мегри. Кому же не хочется перевестись в хорошую местность, а тем более в такой чудесный город, как Одесса.
Встал вопрос о его преемнике в Меграх. Шеф ориентировался на меня и предложил мою кандидатуру в вышестоящий орган. Там были не против моего выдвижения, но…в другой погранотряд. Какими соображениями они руководствовались, я не знаю. Но через два месяца принимать дела у Сафроненкова прибыл наш окружной направленец, который и был, потом утвержден начальником Особого отдела Мегринского погранотряда. Я особо-то не расстроился. «К власти» я не рвался, поэтому держал себя спокойно.
Примерно дней через десять меня вызвали в Особый отдел округа и предложили мне должность начальника отдела Хичаурского погранотряда, на что, не колеблясь, я дал свое согласие. Правда, Хичаури расположено в ущелье гор, примерно в часе езды на машине от г. Батуми. Это была Аджария, входящая на правах автономной республики в Грузию. Последняя республика Закавказья, где мне служить еще не приходилось. Короткие сборы и … опять в путь. На новое местожительство.

[Беляев Сергей Николаевич]

"По Меграм запомнилась мне и встреча с Анастасом Ивановичем Микояном, который приезжал с комиссией на Агаракские медно-молибденовые рудники и посетил 7-ю пограничную заставу".

На фото рядом с Микояном А.И. (за его спиной) начальник Мегринского погранотряда подполковник Литвиненко В.П.