Мы красные кавалеристы - не про нас!

[Бучнев Олег]

Прошу учитывать, что это глава из моей книги "Корреспондентские застольные" и поэтому не удивляться некоторым далёким от кавалерии моментам)))

МЫ КРАСНЫЕ КАВАЛЕРИСТЫ - НЕ ПРО НАС!

Это для нескольких «лошадиных» историй общий заголовок. Всё же есть свои плюсы в письменном творчестве. Ибо в ходе весёлого застолья так в кучу собрать не получилось бы. Да и какой-нибудь очередной признанный рассказчик всё время порывался бы о своём былом поведать подгулявшей компании бойцов идеологического фронта. А тут… Знай себе излагай.
Первая история совсем коротенькая. А потому обойдётся, пожалуй, без собственного названия. И для того, чтобы её рассказать, мне придётся опять ненадолго вернуться во времена курсантской юности, в город трёх революций Ленинград.

Кабинетов в редакции «Пограничника» было всего пять. Штат укомплектован полностью. А тут сразу три курсанта-стажёра на голову свалились. Командировки командировками, но надо же потом и где-то отписываться. Короче говоря, оказался в итоге в роскошных условиях. Александр Иванович Пенских вручил мне ключ от кабинета, располагавшегося напротив одного из редакционных.

— Будете тут пока сидеть. Начальник ветеринарной службы округа убыл в служебную командировку. В Африку. Так что кабинет свободен. Идеальные условия для работы.

Это да. Условия воистину царские. Я творил, я рисовал макеты газетных полос на большом пустом столе. Надо было привезти со стажировки несколько готовых полос, которые якобы были свёрстаны по твоим макетам. А что ты там мог намакетировать, не имея ни опыта, ни практики? На самом деле всё было с точностью до наоборот. Мы брали за образцы понравившиеся полосы вышедших номеров и… срисовывали с них макеты. Познавательно и полезно на самом деле. На то ведь и стажировка, чтобы учиться всеми доступными способами.

Единственное, что мешало моему вдохновенному творчеству — это вот такие короткие диалоги, звучавшие в кабинетных стенах по несколько раз на дню после стука в дверь.
— Разрешите?
— Входите.
Длинная мхатовская пауза, а потом:
— А ты кто такой? И что здесь делаешь?
— Курсант такой-то. Стажируюсь в редакции, товарищ майор (капитан, подполковник, полковник). Мне на время выделили этот кабинет, пока нет хозяина.
— А где он?
— В Африке.
Пауза покороче, а потом:
— В смысле?
— В командировке.
— А надолго?
— Не могу знать.
— Понятно.
И после этого дверь почему-то крайне осторожно прикрывали.

Иногда я вставал из-за стола, делал короткую «производственную гимнастику», а потом начинал рассматривать книги, плотно втиснутые в самодельные стеллажи. Книг было довольно много. И ни одной художественной. Исключительно ветеринарного свойства. Однажды, любопытствуя, я взял в руки наставление по кавалерийской подготовке. Тысяча девятьсот… лохматого года издания. Такая не тонкая книжица в твёрдом переплёте. Неожиданно увлёкся, запоминая для чего-то удивительные термины и названия, разглядывая хорошо прорисованные и пронумерованные картинки, демонстрирующие последовательность тех или иных специфических действий. Например, как приторочить на лошадь горный вьюк. Или, скажем, лёгкую горную пушку.

Порядок чистки лошадей, содержание, перековка. Джигитовка, вольтижировка, фланкировка, рубка лозы и прочая, прочая, прочая. Я с неожиданным интересом читал обо всём этом и разглядывал иллюстрации часа три. Наверное, как говаривал мой дед, «казачьи кровя» заговорили.
А вот в других всяких разных случаях они что-то помалкивали в тряпочку — «кровя»-то.

И был бы орден на груди

…Опять сижу за своим обыкновенным рабочим столом в одном из кабинетов редакции газеты «Дзержинец». Опять пишу свои обыкновенные корреспондентские заметки. Ничего нового. Год на красивом настенном календаре 1985-й. Опять заходит заместитель редактора. Я встаю, приветствуя, как положено, старшего по званию и должности. Тоже ничего нового. И вдруг зам торжественно сообщает:

— Готовься! Будешь участвовать в качестве специального корреспондента в юбилейном конном пробеге Ашхабад — Москва. Подробности потом.
И выходит прямой и величественный, как статуя командора. А я сижу и обтекаю, как говорится. Нормально, да? Ничего себе вводная! Что вообще происходит?! Человек прослужил всего год после выпуска из училища. Человек про лошадей только читал много и фильм «Чапаев» смотрел. Человек однажды поверхностно ознакомился с наставлением по кавалерийской подготовке. Человек всего раза два в жизни на телеге катался, вдыхая острый конский запах и наблюдая с вороха сена за энергичным мотанием неухоженного, в репьях, хвоста… И такого «заслуженного кавалериста» — в пробег?! Специальным корреспондентом?! Но если подумать, то интересно, чего уж там. Не каждому, согласитесь, в жизни подобное выпадает.

Сногсшибательная новость мигом облетает редакцию. Ко мне подходят поздравлять и завидовать. Почему завидовать? А очень просто. Оказывается, в 1935 году туркменские наездники, совершившие конный пробег до Москвы, все, как один, были отмечены высокими государственными наградами. Ну а в честь славного юбилея в Москве уж точно не поскупятся и в наши дни.

— Так что крути дырку для ордена!

Вот даже как?! А что… Орден-то всяко не помешал бы. Начинаю помаленьку проникаться. Одно только беспокоит…

— Слышь, орден — это, конечно, хорошо, — злорадствует кто-то, — но задницу до кости сотрёшь!

…Во-во, это как раз и беспокоит. В самую больную точку проклятый завистник попал! Надо хоть как-то теоретически, что ли, подготовиться. Иду в библиотеку, беру специальные книги, чтобы освежить в памяти то, что когда-то в кабинете главного окружного ветеринара вычитал. И вот уже через каких-то два дня ловко оперирую всякими кавалеристскими понятиями. Мне даже чрезвычайно нравятся эти звучные вкусные слова. Собственно, они мне ещё в Ленинграде понравились. Музыка! Вот послушайте…

Путлища. А? Или, скажем, трензеля. Сила! Или там чересседельник. Супер! Засупонить. Отпад! А вы знаете, что значит «шлюсс плотнее держи!»? А я знаю. А вы знаете, как надо облегчаться в седле, когда конь походной рысью идёт? А я знаю. И это вовсе не то, о чём вы думаете! А вы знаете, что такое аллюр? Да откуда вам знать! А это просто виды походки лошади: шаг, рысь, галоп, иноходь. А что значит «аллюр три креста»? Нет? А это значит — максимально быстро. «Сколько раз говорил дураку — не держись за луку!» Такой сигнал раньше на трубе играли в определённые моменты. Знаете, в какие? Нет? А я знаю!

Это я хожу по редакции и, по нашему старинному кавалеристскому обычаю, немного выпендриваюсь. Мне теперь даже материалы на лошадиную тему вычитывать несут. Не было печали! Я же гольный теоретик. А теория без практики мертва. И полное отсутствие практических навыков как-то… нервирует слегка. Да какое там слегка! Бесконечно нервирует. Вот-вот в седло садиться, а для меня гимнастический конь по-прежнему гораздо ближе и роднее. Главное, я знаю, чего от него ждать. И седлать его не надо, и кормить-поить не надо. И не он скачет, а ты через него. То есть вовсе ничего от него ждать не приходится.

А, между прочим, ко мне уже приходили и снимали мерки. Оказывается, двинем через пески в новенькой красноармейской форме, сшитой на заказ. В будёновках! Революционная романтика, а как же без неё? Ну и в память о событии, конечно.

В 1935 году всадники на породистых ахалтекинцах преодолели 4300 километров за 84 дня. Почти три месяца в седле. Это ж обалдеть! Но, оказывается, в том же году 7 женщин, жён командиров-пограничников, тоже совершили конный пробег до Москвы. Правда, от советско-финляндской границы. И километров было «всего» 900, и в пути пограничницы находились только 13 дней. Но с другой стороны… Если женщины справились, то и я должен. А с ещё одной стороны, противоположной, жёны у тогдашних командиров были под стать мужьям: и стреляли, и скакали, и на скаку, наверное, запросто останавливали хоть кого!

А это я сижу за столом и терзаюсь. И орден очень хочется, и очень не хочется позориться и страдать в горячих песках на виду у всей группы профессиональных всадников. Намучаются они со мной…

Тут заместитель редактора заходит, присаживается напротив и выдаёт кое-какую, весьма утешительную на самом деле, информацию.

— Вы ведь не одни будете! Это ж тебе не 35-й год! Рядом с вами пойдут специальные КамАЗы с палатками, одеялами там, котелками, медикаментами всякими. Ещё будут повар, врач, гражданские журналисты, кажется. Хотя, может, не будет гражданских. Нам уже звонили из нескольких газет, договаривались насчёт твоих будущих материалов. Кстати, за твою журналистскую деятельность мы спокойны. Тут ты справишься. А вот как кавалерист…

Мой вопль души:

— Так и я о том же, товарищ майор!!! Как я поскачу-то, если я никогда даже на коне не сидел?! Четыре тысячи триста километров!!! Охренеть! Извините, товарищ майор… А я же седлать даже не умею! Да для меня же что потник, что чересседельник, что подпруга — никакой разницы!
Зам посмеивается:

— Ты хотя бы слова такие знаешь.

— Да я их в наставлениях и всяких руководствах вычитал!

— Ладно, не переживай. Думаю, прежде чем в седло сядешь и поедешь, будет какая-никакая практическая подготовка. Наверняка, недельку-другую тебя понатаскивают, седлать научат и всё такое.

— Было бы неплохо, конечно…

И вот время идёт, я потихоньку опять втягиваюсь в самую обычную редакционную деятельность. Кавалерийская лихорадка постепенно сходит на нет. Никуда не вызывают — ни к командованию округа, ни на тренировки, ни на примерки красноармейской формы. Видение вожделенного ордена на собственной героической груди всё тускнеет и тускнеет, пока не пропадает совсем.

В 1987-м меня переводят в Душанбе, а «юбилейный» пробег стартует в марте 1988 года. Без меня, конечно. Да я к тому времени о своей карьере кавалерист-корреспондента и думать забыл. А совсем недавно узнал, что на самом деле и не смог бы участвовать в пробеге. Физически. Оказывается, вес всадника не должен был превышать 60 килограммов. А я тогда при росте 185 сантиметров «тянул» на все 90! Наверное, когда устроители забега эти мои данные узнали, то и дали отбой. А меня об этом никто не известил. Ну и слава богу!

Режиссёр, Желанная и Жемчуг

Заметили, да?! Везде буква «ж» в кличке присутствует! Просто роковое для меня обстоятельство. Так уж воистину мистическим образом сложилось. Но — по порядку.

На журфаке ЛВВПУ учили нас водить машины, танки, БМП и БТР. Изучали мы артиллерийские системы, ракетное вооружение. Учились даже минно-взрывному делу на всякий случай. А вот кавалерийской подготовки в программе обучения не было. Дескать, будущих военных корреспондентов надо готовить к современной высокотехнологичной войне, а не к кавалерийским наскокам. Верно, конечно. Но что делать тем (тому, в данном случае), кто после выпуска восхотел вернуться в объятия родных ПВ КГБ СССР, где от лошадей никто отказываться не собирался? И я в объятия вернулся. И до поры до времени мне везло, конская тема на моём корреспондентском горизонте (применительно ко мне) не всплывала.
Но, в конце концов, это случилось.

Прибыл в командировку на одну из застав Каахкинского пограничного отряда. Начальником там был Володя Дюков — пограничник и офицер от бога. И в первый же вечер предлагает он мне выехать на проверку наряда, а заодно, может, упорных иранских пастухов погонять. (Те постоянно занимались выпасом своего многочисленного скота на нашей территории).

Я моментально соглашаюсь, представляя себе, как мы будем пылить на «уазике» по большим и пологим ночным холмам. Как станем перехватывать направленным лучом мощной фары-искателя ушлых иранских нарушителей. И как я потом напишу грандиозный репортаж на эту острую, незаезженную в газете тему. Однако очень быстро выяснилось, что никакого «уазика» с фарой не будет. Поедем, как истинные былинные пограничники, на конях. У меня немедленно случился приступ почти не контролируемой паники.

— Володь, я ж никогда раньше верхом не ездил. Я ж, если честно, вообще понятия никакого. То есть инструкции там всякие разные читал, но давно, понимаешь. Забыл всё.

— Да спокойно, — сказал Дюков. — Мы тебе Режиссёра дадим. Он у нас пешеход. Так что нормально всё будет. Ну а так... Ты, главное, шлюсс плотнее держи.

О! Про шлюсс я знаю, читал. Но сейчас молчу. И Володя продолжает объяснения:

— Короче говоря, ногами круп крепче держи, обхватывай как бы... А если конь вдруг зарысит немного — ты не дёргайся. Просто постарайся в темп попасть, ритм поймать. И облегчайся, облегчайся плавно... Пружинь ногами. Вот так вот примерно. Поводья не распускай, держи собранными. Смотри…

И Володя, взяв в руки невидимые поводья, изобразил мне прямо в канцелярии, как надо пружинить, не распускать и облегчаться. Минут через сорок я поднялся на новую вершину теоретических знаний. Не во всём, понятно, аспекте многомудрой науки подхода к лошадям. Да, я знал ещё со времён стажировки и несостоявшегося конного пробега всякие высоко учёные кавалерийские слова. Однако практика — это же ведь нечто совсем другое. Это то, что никогда лично мне не даётся с первого раза. Хотя в теории вроде очень даже неплохо подкован. Какой, однако, каламбур воистину кавалерийский получился!

И вот подводят ко мне Режиссёра — рыжего, плотного и мохнатого конягу самого меланхоличного виду.

«Это вот ТЫ на мне поедешь?» — равнодушно полюбопытствовал Режиссёр глазами.

«Это вот на ТЕБЕ я поеду?!» — в знаменитой еврейской манере ответил я ему глазами же.

— Вы, главное, товарищ старший лейтенант, подпругу посильнее затяните! — опытно советует боец из кавалерийского отделения. — А то Режиссёр всегда специально живот надувает. Хитрит, понимаете? А потом как ослабит, и вы вместе с седлом — кувырк!

«Какой ещё кувырк?!» Не нравится мне всё это!

— Вот здесь потуже затяните и сразу застёгивайте. Если вдруг будет упрямиться, вы ему по селезёнке хлопните — он подожмётся, а вы тогда сразу тяните резким рывком.

Тут бойца кто-то, как назло, позвал, и он с лёгким сердцем моментально испарился, оставив меня наедине с коварной животиной.

— Слышь, Режиссёр, ты это... — приступил я к делу. — Ты не упрямься, давай. Ладно? А то чёрт знает, где тут у тебя селезёнка и как вообще по ней надо хлопать. Тебе же лучше будет! Ты ведь наверняка не любишь, когда по селезёнке… Ну давай, втяни живот. Давай, Режиссёр, пожалуйста. Ты же хороший, я знаю…

Конь покосился на меня печальными карими глазами, встряхнул головой и показательно фыркнул. Понаберут, дескать, ...кавалеристов в войска, а ты с ними мучайся.

Подпругу я всё же затянул. Неожиданным резким рывком! Очень ловко и очень крепко, как мне показалось. Даже искренне извинился перед добрым конягой за такое неудобство.

Выехали. Конный дозор идёт шагом, подстраиваясь под мою особую кавалерийскую манеру. Режиссёр шагает ровно и размеренно. Я «плотно держу шлюсс». Наверное... А через некоторое время начинаю жутко себе нравиться и думать о том, что вот бы сейчас на меня однокурсники посмотрели! Как я тут на коне... на границе... еду иранцев гонять... весь такой суровый... поводья в руках… автомат за спиной. Да, это вам не абы что, ребята! Это самая настоящая пограничная служба. Даже замурлыкалось под нос бодро и некоторым образом близко к теме. В части касающейся, по крайней мере:

Мы красные кавалеристы, и про нас
Былинники речистые ведут рассказ
О том, как в ночи ясные,
О том, как в дни ненастные
Мы гордо, мы смело в бой идём!

Веди-и, Будённый, нас смелее в бой!

Других слов, кроме ещё одной строчки из припева «И вся-то наша жизнь есть борьба!» я не знал, а потому жизнерадостно заводил сначала: «Мы красные кавалеристы, и про нас…».

Но тут начался подъём, и кони вдруг ускорились. Мой тоже энергично и тряско зарысил. Т-т-т... во-во-во... ю-ю... ма-ма-ма-мать!!! А потом он вообще перешёл на галоп. И мы оказались на вершине холма. И я удержался в седле только благодаря до изнеможения уплотнённому шлюссу. Дозор остановился, что позволило мне сначала чуть расслабиться, потом вдохнуть полной грудью и величаво выпрямиться в седле, внимательно окидывая зорким пограничным взглядом открывшийся простор. И вдруг горизонт начал крениться, крениться, крениться... Что за чёрт?! А потом — бац! — я лежу на земле. А перевернувшееся седло висит у Режиссёра под пузом. Обещанный кувырк, как вы понимаете. Хорошо хоть не на скаку.

Я поднялся, отряхиваясь от пыли. И сказал мысленно, глядя в густоресничные торжествующие глаза хитрого парнокопытного:

«Вот как дать бы тебе сейчас… по селезёнке!»

«Раньше надо было!» — заржал надо мной конь. Тоже мысленно.

Тут подъехали Дюков и боец. Они живо вернули седло на место и указали Режиссёру на вид. С грехом пополам и отсутствием теперь всяческого желания кого-либо гонять я взгромоздился на коня, и мы поехали дальше. А к концу командировки уже немного научился облегчаться (слово-то какое двусмысленное всё-таки!) и даже иногда направлять коня туда, куда надо мне, а не ему.

С Желанной знакомство было совсем коротким. Это уже на одной из застав Тахта-Базарского отряда, совсем недалеко от Кушки. Начальником там был Юра Дормидошин, заядлый кавалерист, знаток и любитель лошадей. Опущу детали...

Едва сел в седло этой самой Желанной — нервной гнедой кобылы, как она взяла с места в карьер, что называется, и понесла меня чёрт знает куда. При этом она ещё совершенно сознательно пыталась меня сбросить, совершая дикие какие-то скачки и делая свечки. Врёшь, не возьмёшь! Я, как клещ, уцепился за её шею, намертво «зашлюссившись» при этом. Но самое удивительное, что я умудрился прискакать обратно на заставу, где кобылу ловко поймали.

Я соскочил с неё и как-то вдруг увидел то, чего не заметил сразу: от уголков рта Желанной тянулись засохшие ручейки крови. А поверх них блестели свежие потёки. Вот это номер! Разодрали кобыле рот трензелями, не заметили этого каким-то образом и предложили ехать на ней мне. И я невольно внёс свою лепту в мучения несчастной животинки. Дормидошин как раз готовил к выезду своего коня и, выйдя на шум ловли Желанной, всё это увидел. Некоторые… э-э… очень драматические детали опять с вашего позволения опускаю.

В результате сам командир кавалерийского отделения привёл мне своего коня.

— Это у нас Жемчуг, товарищ старший лейтенант.

«Снова кличка с буквой «ж»! — взрывоопасно закипел мой возмущённый разум.

— Да так-то он спокойный, послушный. На нём, можно сказать, как на «Жигулях»...

«Опять, зараза, «ж» сказал!»

— Если он вдруг быстро побежит, вы его рукой вот здесь по шее похлопайте, он и сбавит.

«Да почему их всё время надо где-нибудь хлопать?!»

— Ну и поводья покрепче держите. Он постоянно должен чувствовать вашу руку.

А Жемчуг был красавец! Настоящий чёрный жемчуг! Ухоженный, лоснящийся, широкогрудый, высокий, статный. Сам весь вороной, а бабки белые. И на лбу ещё отметина белая. Ну говорю же, красавец! Тем не менее, сел я на него с опаской. Поехали. Дормидошин впереди, я за ним. Едем проверять службу на пост наблюдения в горах. Жемчуг как-то очень хорошо подходит мне по размеру. Комфортно на нём. Действительно, как на «Жигулях»! Идёт себе в гору, иногда пофыркивая и коротко всхрапывая. А что? Так можно ездить. Приятно даже некоторым образом.
Когда добрались до поста наблюдения. Юра полез на вышку, а я остался внизу, не слезая с коня. А тот что-то забеспокоился, запереступал на месте, завертелся, а потом вдруг как нарежет вниз по извилистой тропе, да совсем не в ту сторону, откуда мы приехали. И пошёл конь мощным размашистым галопом. Намётом, как в казачьих станицах говорят.

Я привстал в стременах, и даже начало мне всё это немного нравиться (если не учитывать того, что понятия не имею, куда это мы так неудержимо скачем). Небольшой овражек... Конь ещё ускоряется и — прыжок! Ё-моё! Я усидел! Я правильно сработал вместе с конём, вовремя сгруппировавшись и подпружинив ногами. Я кавалерист, ребята! А Жемчуг летит и летит — ровно, могуче. А впереди я вижу закрытые ворота сигнализационной системы. И наряд не торопится их открывать. Но вот разглядели лихого неистового всадника, створки поползли в стороны. Медленно! Очень медленно!!! Жемчуг резко сбрасывает скорость, и я уже почти вылетаю из седла, но конь так же резко устремляется вперёд. Я куль, ребята... Большой, бестолково мотающийся на крыше «Жигулей».

А по моей спине весело прыгает автомат Калашникова со сложенным стальным прикладом. Жемчуг, зараза, забирает влево от дороги и уже звонко грохочет копытами по широкому каменистому руслу пересохшей реки. Я тяну повод вправо. Всё равно, что пытаться за верёвочку сдвинуть врытый столб! Я, согласно полученной инструкции, несколько раз торопливо хлопаю коня по шее. Наконец, я пытаюсь пригнуть книзу его голову, навалившись корпусом. Упрямая коняга коварно сбрасывает скорость — я лечу! Низенько так. Вроде как даже замедленно, обозревая окрестности. Приземление! Прикаменение, вернее. Качусь по камням, обдирая лицо. Автомат, грохоча и лязгая металлом, добавляет драматизма и ощущений. Встаю, трясу головой, пытаясь сосредоточиться и сориентироваться во времени и пространстве. И тут жизнерадостный Дормидошин нагоняет.

—Живой?! Ну слава богу! А ты куда погнал-то?
—Да это я, что ли, погнал? Это вот он, паразит, погнал!!!
—Ну... Ты ж понимаешь, все лошади так. Домой их подгонять не надо, сами бегут.

Юрка помог мне угнездиться в ненавистном седле. И этот… хороший конь Жемчуг моментально рванул на максимальной скорости. Аллюр — немерено крестов! И вынеслись мы, в конце концов, на какой-то травянистый луг. А впереди снова сигнализационная система. И никаких ворот. И конь опять злонамеренно разгоняется. Нет, он-то точно перепрыгнет, а я повисну на проволочном козырьке. Знаешь, что, друг мой Жемчуг? А пошёл-ка ты туда-то и туда-то! Теперь я катапультируюсь совершенно сознательно, поскольку конь никак не реагирует ни на мои похлопывания, ни на попытки управлять поводом, вообще ни на что. А прикладом между ушей?! Но это было бы совсем несправедливо, Жемчуг не виноват. Плохому кавалеристу всегда ведь, как известно, конь мешает!

Лечу. Опять низенько, опять с замедленным обзором окрестностей. Но уже над мягкой майской травкой и по своей воле. Большая разница! Одно, казалось бы, сплошное удовольствие приземляться. Так зато автомат по затылку долбанул, сволочь! Со звоном так… А ведь я ремень подтягивал. Надо было с пистолетом Макарова ехать. Да ещё, плюс ко всему, галифе сзади по шву лопнули. Ну прямо комедия положений, в которой я главный заслуженный артист всех времён и народов! Спина болит, голова звенит, плечо саднит, но… улыбайся, артист! Мир не должен видеть твоих слёз. Мотор, съёмка!

Дубль два. Красиво подскакал пограничный ковбой Юрка. И снова хотел усадить меня на Жемчуга. А я показал ему физиономию свою исцарапанную, лопнувшие штаны и отсутствие одного магазина в подсумке. Про шишку на затылке скромно умолчал. Дормидошин посмеялся немного. Сдержанно так, сочувствующе даже. Хороший он парень и не виноват, что из меня наездник, как из него балерина. (Хотя потом, может, ржал не хуже коня какого-нибудь!). Впрочем, я бы на его месте тоже, наверное, повеселился.

Пока мы беседовали, Жемчуг мирно пощипывал травку. Я примирительно хлопнул его по крупу, и он, по-жеребячьи задрав хвост, рванул свободным летящим галопом в сторону заставы. Какой красавец всё же, что ни говори! А мне пришлось ковылять на своих двоих, чему, откровенно говоря, я был рад. Да и недалеко до заставы-то.

Магазин бойцы позже нашли, конечно. Но, должен признаться, что после всего этого до отъезда с заставы передвигался я исключительно пешком или на машине.

Кстати, знаете, что сказал мне командир кавалерийского отделения, как только увидел меня на заставском дворе? А он, сержант этот… замечательный, нечеловеческое участие проявил:

— Да вы не расстраивайтесь, товарищ старший лейтенант. Жемчуг вообще только меня признаёт и слушается.

Чуть позже я сидел в бытовке и сосредоточенно зашивал галифе суровыми нитками. Мысли в ушибленной голове ворочались туго.

…Только его, видите ли, слушается…
…Вот этому бы сержанту… по селезёнке… А потом подпругу затянуть!
…Но мне нельзя сержанту… подпругу затягивать… Наоборот, должен вечное, доброе, светлое — в массы…
…В следующий раз надо будет в седло садиться в камуфляже… Порвётся, так не жалко…
…Какой, к чёрту, следующий раз?!

А он-таки состоялся. Хотя, должен сказать, настраивался на него долго. Предстояло снова ехать на проверку, и никакого иного варианта, кроме кавалерийского, на тот момент не существовало.

Связист Буран

— Да ты не переживай. У нас участок равнинный. А Буран - исключительно пешеход. (Так, про пешехода я уже где-то когда-то слышал!) Он вообще забыл, как скакать. Староват конь, если честно. Ну и к тому же никто тебя седлать его не заставит. Так что спокойно, всё нормально будет.

Это замполит заставы Иванов весьма убедительно проводит со мной воспитательно-успокоительную работу. Потому что я счёл своим долгом честно изложить ему свои предыдущие кавалеристские злоключения. И даже возникшие у меня суеверия озвучил. Насчёт «Ж». Костя в моё положение вошёл и вот — беседует теперь. А я должен войти в его положение и непременно поехать с ним на проверку. «Тут недалеко, всего каких-то двенадцать километров в один конец».

Действительно недалеко. Часа два ходу, если пешим дозором. В итоге, я сломался и согласился. Правда, заметив, как странно плеснулось в прищуренных Костиных глазах нечто мефистофельское, хотел дать задний ход, но не дал. Постеснялся. Да и вообще… Показалось мне, наверное. На воду дую.

И мы выехали. И Буран, несмотря на грозную кличку, действительно только шёл. Ритмично так, мотая гривастой головой в такт шагам и время от времени смачно фыркая. И всё равно я не мог расслабиться, каждую минуту остерегаясь какой-нибудь очередной конской каверзы. Но спустя минут тридцать поуспокоился и даже стал подумывать, что неплохо бы потом на Буране сфотографироваться, коль уж он такой покладистый. Жаль, шашек сейчас на заставах нет. А так бы шашку подвысь, в стременах эдак привстать, ремешок фуражки на подбородок натянуть. Ну как в тридцатых годах кавалеристы фотографировались. А?! Вот было бы…

И тут Буран внезапно остановился. Да к тому же так резко, что моя воображаемая шашка стремительно и без остатка растворилась в воздухе, а я чуть не вылетел из седла. Начина-ается!

— Ну ты чё, Буран? Чё встал-то? Пош-шёл, — несильно ударил я каблуками сапог по крутым бокам гнедого и слегка наклонился вперёд. Посыл сделал. Поскольку именно так мне удалось сдвинуть коня с места, когда мы только отправились в путь. Сейчас это вообще никак не помогало. — Пошшшё-о-ол! Давай, ну?!

Но Буран только прядал ушами, поворачивал ко мне голову, пытаясь заглянуть в глаза, и не двигался с места. При этом конь каким-то неизвестным науке способом транслировал мне в мозг, что именно он в данной ситуации абсолютно, безоговорочно прав. Ну и что с этим гривастым телепатом делать?

Помыкавшись ещё с минуту в седле, я спешился, перекинул поводья вперёд и принялся тянуть за них, обращаясь к упрямцу то с натужной лаской, то с трёхэтажными нелитературными конструкциями. Даже пытался копировать лихие командирские интонации настоящих кавалеристов.

Ничего не помогало. Буран словно к земле прирос. Он негромко ржал, нервно обмахивался хвостом, топтался на месте и… упорно никуда не шёл, глядя на меня с неподдельной мукой. Знаете, как будто я не могу понять чего-то элементарного, несмотря на его предельно прозрачные намёки.
Тут сзади раздался в меру ехидный, лёгкий смешок жизнерадостного человека, отлично понимающего, что происходит, и твёрдо знающего, как с этим бороться. Костя подъехал.

— Слышь, пресса, ты прям как Шурик с ишаком из «Кавказской пленницы». Помнишь эту знаменитую сцену?

— А то! Вот ещё бы где-нибудь спортсменку-комсомолку-красавицу Нину найти, чтобы этот ваш ишак-переросток за ней потащился! — огрызнулся я, утирая пот камуфлированным рукавом.

— Ты на коня бочку не кати! — засмеялся Иванов. — Ты ещё в начальной школе двойки хватал, когда он здесь службу тащил. Вот и привык останавливаться у каждого линейного гнезда связи, чтобы всадник мог с заставой переговорить. А у тебя, думаешь, для красоты, что ли, микротелефонная трубка на ремне висит? Так что и ты будешь службу тащить, как списанный! Приступай, кстати.

Нет, ну не зараза?!

Я поискал глазами и увидел слева от пыльной дороги короткий столбик с чернеющим на нём кругляшом розетки. Но она явно не могла никого ни с кем связать, ибо никаких проводов от неё никуда не тянулось.

— Так не работает же гнездо! — с досадой выпалил я.

— А ты это Бурану объясни! Раньше-то работало, вот он и притормаживает в нужных местах. По старой памяти. Зато не скачет сам по себе!

— Ну и что мне делать?

— Звонить, конечно! Подойди, воткни штекер, скажи чего-нибудь, да и все дела. Пока не проимитируешь, конь с места не сойдёт. Я сейчас серьёзно говорю.

Опасаясь в глубине души какого-нибудь подвоха, я всё же подошёл к линейному гнезду и воткнул в него штекер МТТ. Ну что, надо звонить:

— Привет, мам… Это мы с Бураном с далёкой среднеазиатской границы тебе звоним. Да не, Буран — это конь. Умны-ый, страсть! У нас с ним всё нормально, в общем. До связи!

После чего сунул трубку в чехол на ремне, вернулся к коню и неожиданно лихо, на злости, взлетел в седло. В тот же момент Буран сразу двинулся вперёд, быстро набирая привычный темп ходьбы. Я мрачно оглянулся на весело скалящегося Иванова, который придерживал свою гнедую кобылу, чтобы вновь между нами установилась нужная дистанцию.

— Ну и сколько тут этих гнёзд?
— Штук тридцать, наверное.
— И он у каждого останавливается?
— Как по расписанию!
— Спасибо тебе от всей души!
— Да, пожалуйста! Обращайся, если что…

Вот когда я вспомнил мефистофельские искорки в глазах замполита. Ну подожди, я тебе напишу положительную корреспонденцию, когда вернёмся! Уж я тебе такого понапишу! Хорошо хоть, что на обратном пути конь останавливаться не будет. Возвращаться станем по рубежу прикрытия, а Буран там бывал не слишком часто, чтобы помнить, где какая розетка расположена. Во всяком случае, так сказал Иванов. Мне оставалось только поверить ему на слово и надеяться, что замполит уже достаточно повеселился.

Рабочие и нерабочие розетки чередовались через одну. Чему заслуженный парнокопытный погранец не придавал ни малейшего значения: останавливался у каждой. Так что с «мамой» и с заставой (пришлось!) наговорился всласть. А седло как шустро научился покидать, не говоря уж про то, как ловко я в него взбирался. В общем, выдрессировал меня связист Буран!

Ничего плохого я про заставу, конечно, потом не написал. Да и не собирался на самом деле. Вообще всегда старался писать только хорошее. На заставах и без того служба — не сахар, чтобы ещё критику наводить. А Костя извинился хорошей баней, хотя, если честно, ни в чём передо мной виноват не был.

…Много лет спустя снова довелось сесть на коня. Не строевого, с гражданской конюшни. Первым делом привычно уже поинтересовался, как его зовут. Оказалось, Маркиз зовут. Не было в его благородном имени проклятой жужжащей буквы! Хороший конь. Не пешеход. Белый такой, глаза умные, спокойные, бабки точёные, хвост длинный, ухоженный.
И всё у меня нормально получилось, хоть и понервничал изрядно. Но не упал, и холку коню не набил, и даже умудрился не дать ему сорваться в галоп. Притом, что Маркиз несколько застоялся в конюшне и откровенно намеревался поскакать, как следует. Жалко его, конечно, было, но себя жальче, если что. Ведь падал бы я куда тяжелее. В общем, справился достойно. Я таки стал кавалеристом, что ли?! Так или иначе, успех был немедленно отмечен шашлыками.

Только если кто-нибудь по доброте душевной, от широты сердечной пригласит покататься верхом — не поеду. Без обид, ребята!

[Бучнев Олег]

Всех кавалеристов и кинологов - с Днём пограничника!

[Petrovich-svp]

С интересом прочитал главу из книги
"Корреспондентские застольные".
Здорово написано!
А продолжение будет ...

[Бучнев Олег]

Книга давно написана, но не издана. На издание нет денег. А ведомственное издательство "Граница" в Москве не заинтересовалось пока. Может, созреют ещё, но... особо не надеюсь. Книга ведь не сюжетная, не художественная как бы. Состоит из очерков, юморесок, маленьких рассказиков, новелл, путевых заметок, пограничных стихов и т.д.

[Конкин Алексей]

С Днём пограничника! Прочитал с удовольствием. Буду рад продолжению!

П.С.: падение (не дай Бог конечно) тоже бы закончилось шашлыками - пришлось бы Вам проставляться))

[Petrovich-svp]

Сообщение от Бучнев Олег

Состоит из очерков, юморесок, маленьких рассказиков,
новелл, путевых заметок, пограничных стихов и т.д.

Жаль, что никто не заинтересован сейчас в издательстве
таких книг ...
Всем нужна прибыл сразу и как можно больше ...
А книга очень интересная судя по всему ...

[Petrovich-svp]

Сообщение от Tuorer.v

В конечном итоге, к утру, я свыкся с тем,
где придётся служить и решил - будь, что будет.

Неплохой рассказ получился ...

[Бучнев Олег]

Да, думаю, многие пограничники могли бы написать подобные рассказы. Просто, может быть, я первый догадался это сделать)))

[Силыч]

И зачем было тему создавать, в рамках темы Кавалерии и пришлась бы к месту)

[Репин Вячеслав 1949г.]

Прочел в пятый раз.Спасибо,классно написано, я служил на кав. заставе,как в молодости побывал. Спасибо огромное!!!