Сердце Матери

[ДЕРВИШ]

Сердце Матери

(Посвящается МАМАМ)

* * *
С Гришкой я учился в одной школе. Учился он на год старше, поэтому какой-то особой дружбы между нами не было и быть не могло. Так, одна школа, один микрорайон, один дом, в котором жили... И не более того…
Был Гришка, по заявлениям всех без исключения преподавателей, отпетым двоечникам и хулиганом. Внешне он напоминал того самого пресловутого Мишку Квакина, антигероя популярной среди пионеров тех лет повести Аркадия Гайдара "Тимур и его команда": постоянно взлохмаченные, какие то пепельные не по годам, волосы, грязные руки, и извечный классический фингал под ярко-васильковым глазом.
Жили мы в одном микрорайоне, где, как в деревне: все про всё всегда обо всех знают.
Гришку знал весь микрорайон: пацаны разбегались при его появлении, взрослые же побаивались за дерзость характера, за "умение ответить", резко цикнув слюной сквозь выбитый в драке зуб, послав при этом взрослого так далеко, куда не посылал даже вечный микрорайоновский алкаш по кличке "Маркат". При случае мог он и кулаки в ход пустить. Взрослые при случае даже пугали Гришкой своих отпрысков: вот, мол, и ты таким хочешь быть!?
В общем, еще в детстве, судьба Гришки была очевидна и четко просматривалась даже невооруженным глазом: ПТУ, завод, в лучшем случае армия (в худшем - тюрьма), завод, опять тюрьма (но это уже при любом раскладе).
Именно таким Гришка и всплывал из памяти далекого и светлого времени, именуемого Детством.

* * *

В тот день мы вернулись с "боевого" где-то к обеду. Был конец мая, жара стояла не то, что несусветная, а прямо скажем, адская.
Одно было хорошо: вернулись мы без потерь, а оборудованная мастеровитым старшиной банька работала исправно, и к нашему возвращению прямо таки взрывалась клубами пара.
Как говорится, клин клином вышибают, поэтому нет ничего лучше, чем из пекла каменистой полупустыни окунуться во влажное банное пекло.
"Духовская" одежда, в которую маскировалась наша группа, полетела в "прожарку", а мы нырнули в эту усладу русского души - парилку.
Закончив с "помывкой", группа расположилась в дворике, заменявшем нам и курилку, и при необходимости "ленинскую комнату".
Вечерело. За дувалом надрывно орал чем-то озабоченный и вечно недовольный своей "скотской" жизнью ишак. С недалекого минарета в унисон ишаку вторил мулла, призывающий правоверных на вечерний намаз.
Мы покуривали завезенную кем-то во время нашего отсутствия погарскую "Приму", попивали кок-чай из расписных узбекских пиал, и лениво трепались "ни о чем".
Лафа, да и только!

Шелест лопастей вертолета мы расслышали не сразу. Постепенно нарастая, мерный рокот достиг, наконец, наших ушей. Только рокот этот был какой-то жалобный, с всхлипыванием. "Вертушка" буквально рухнула на площадку за дувалом, и мы рванули к ней: мало ли что, может и помощь наша нужна?
Пегие от пыли вертолетчики вылезли на площадку, следом из вертолетного чрева, как чертики из табакерки, выпрыгнули пятеро "коллег": в духовской одежде, с импортным оружием, бородатых "спецов" из офицерской группы.
Весь правый борт "вертушки" пересекали три длинных пунктира пробоин. Техник сразу полез осматривать пробоины и баки.
Командир спецгруппы подошел к нам и молча вытащил из пачки, которую держал в руках ближайший боец нашей группы, "примину".
Сунув ее в рот, он щелкнул дефицитной по тем временам "зипповской" зажигалкой и смачно, с треском, затянулся сразу на полсигареты.
К группе подбежал наш разведчик, и офицеры отошли в сторонку.
До нас доносились приглушенные звуки разговора, из которых было понятно только одно: группа наткнулась на лагерь "духов", раздолбала их по "полной программе" и вытащила оттуда труп нашего солдата.
- Чуть-чуть не успели, - заметил "спец", и грязно "трехэтажно" выругался.
Офицеры еще немного пошептались, "спец" махнул нашему разведчику рукой в сторону вертолета: "Покажи…".
Разведчик кивнул нам в ту же сторону, и мы направились к вертолету.
Посередине салона, запыленного и забрызганного пятнами подсохшей бурой крови, на каком-то не то одеяле, не то коврике, лежат наш солдат.
Из одежды на нем были только какие-то жалкие лоскуты маскхалата. Все тело его было изрезано и исколото вдоль и поперек. На груди, прямо над вспоротым животом, алела грубо вырезанная звезда.
Лицо солдата было на удивление чистым. Я присмотрелся внимательнее, и меня точно шандарахнуло обухом топора по голове – передо мной лежало изуродованное тело Гришки! Его когда-то пепельные волосы стали полностью седыми, на губах застыла улыбка, а верх смотрели какие-то удивленные, такие знакомые с детства, васильковые глаза.

Как слепой я, ничего не соображая, вывалился из вертолета. Перехватив на полпути к земле, меня буквально поймал в объятия наш разведчик.
- Что?... Кто?... - потом он сообразил и добавил,- Знакомый?
- В одной школе учились, жили в одном доме, - только и сумел просипеть я.
Голос разом куда-то пропал, а глаза сразу защипало, как будто в них бросили горсть мерзкой красноватой афганской пыли.
Подошедший пилот молча открутил пробку с фляжки и протянул ее мне.
Теплое, такое противное для моего непривыкшего к алкоголю организма, "шило" жгучей змейкой скользнуло по пищеводу.
Потом, как сквозь сон, вспоминается беседа-допрос у "особиста" и состояние полного отупения от увиденного мной в салоне "вертушки".
Осталось только ощущение бьющих в висках молоточков: "Гришка, Гришка, Гришка…"

Утром "вертушка" улетела в сторону Кабула, увозя в своем чреве офицерскую спецгруппу и Гришку.
А через полтора месяца нашу "группу" вернули в Союз, и мы продолжили нашу службу.

* * *

Как говорят в Войсках: "Дембель подкрался незаметно…"
Домой я возвращался в январе, вне любых разумных сроков службы.
Не буду описывать все, что происходило в мои первые дни "на гражданке": все это прошли, все это знают…
На четвертый день моей гражданской жизни в дверь квартиры кто-то робко позвонил.
На пороге стояла тетя Арина, мама Гришки. Сухие, выплаканные глаза ее лучились какой-то неземной блаженностью. Они скромно присела на краешек предложенного стула и выставила на стол "поллитровку" своего самогона.
Дома никого не было: работа. Это я еще "дурака валял".
Поэтому я быстро нарезал домашнего сальца, хлеба, снял с плиты сковородку с поджаренной картошкой.
- С возвращением, - тихо сказала тетя Арина, медленно выпила первую рюмку, и так внимательно посмотрела мне в глаза, что я чуть не поперхнулся самогоном.
- Говори, - также тихо сказала она, - Говори все. Ты все знаешь… Ты его видел…
Я чуть со стула не упал. О том, что я был где-то там, "за речкой", не знал никто.
А о том, что я видел Гришку, тем более. Не те это истории, которые рассказывают родным и близким. До сих пор в "военнике" горделиво красуется отметка "НЕ УЧАСТВОВАЛ".
А тут, приходит простая русская мать, и требует рассказать то, что было похоронено, казалось навечно, там, в маленьком пропыленном кишлаке под Гератом.
Я что-то там мямлил про "незнание", про то, что "не был", "не служил", "не видел - не слышал – не знаю"…
А тетя Арина укоризненно смотрела и смотрела на меня своими выплаканными глазами и только недоверчиво качала головой из стороны в сторону.
Как я узнал потом, Гришку привезли в запаянном цинке, и не дали матери вскрыть гроб, чтобы проститься с сыном. И до последнего своего дня она не верила, что Гришка вообще был в том гробу.
- Сон мне был. Виделся ты с Гришенькой. – заявила тетя Аня, - Только ты в белой одежде, а Гришенька в черной. А вокруг много-много маков… Врешь, знаю, что врешь...
Потом она посидела еще немного и также тихо ушла.
Больше она со мной на эту тему не разговаривала, только иногда, встретившись на улице, укоризненно качала головой и смотрела-смотрела-смотрела мне в спину, выжигая во мне остатки души.

* * *

Мистика, скажите Вы?
А я не буду "новатором", если скажу, что материнское сердце никогда не обманешь.
Иногда, когда я приезжаю домой, то иду на кладбище.
Гришка похоронен совсем недалеко от моего отца.
Я подхожу к скромному обелиску с облупленной красной звездочкой и молчу.
Молчу, потому что я так и не смог сказать правду МАТЕРИ.

[Викка]

Сергей, очень тяжелый рассказ. Признаюсь: плакала...

[Жека с Кауля]

Все правильно, все так и было, у каждого по разному, но в целом так.
Никто ничего не знал, родным писалось -"...Я в коммандировке..." где-нибудь"..Скоро буду, напишу." А за речку "зашли" , закапывали в грунт все "зеленое"... погоны, петлицы, итд. Потому-что, случайно там оказались,- сопровождая бронетехнику до Термеза, на месте выгрузки получили новый приказ, сопровождать за "речку".... ММГ наша перешивалась прямо в части (нелепо видеть среди погранцов, бойцов в шинелях с красными погонами СА... ) Мы все знали, видели,но кроме нас никто не знал... У меня есть три товарища:- Мишка, он полтора года был там, из него сделали героя на Родине(он и есть такой) в музее местном фуражка, личные вещи, медали., второй Юрка он в коммандировке был снайпером, медаль ЗБЗ в Военнике,- "не учавствовал"., Третий Сашка -майор тоже ЗБЗ, кантузия, и так-же не учавствовал....хотя его фотография еще лейтенантом в Афгане была пропечатана в журнале " Пограничник" помоему за май 2004г. Вот так... а что я хотел сказать?!...
служим, потому, что мы такие, не за награды, а за идеал.....но порой обидно...