Точка возврата

[mikimi]

Скоро дата - 22 июня...


- Химик, ровнее клади раствор, - командовал Замок* цементированием, - Не на день делаем и не генералу какому-нибудь, дедам поклон оставляем - не спеши.
- Да стараюсь я, просто не умею, - отвечал ему мускулистый парень с большой совковой лопатой в руках и раздетый по пояс. Бывшие белыми когда-то кроссовки на его ногах были заляпаны влажной серостью разведённой в корыте бетонной смеси. Цвет раствора в бадье выгодно отличался новизной и насыщенностью серого цвета от выгоревших армейских брюк старой афганки на ногах парня. Вокруг копошились на горушке ещё тринадцать человек одетых по военному скупо, но удобно...

*********************************** * * *

Всё в этом выходе непонятно. Группу собрали не по закону, а как одноразовый прибор. Отобрали из добровольцев, самых умелых стрелков на сборном пункте, куда прибыли откомандированные из разных подразделений. Дали эскулапа с навыками убийцы массового поражения, подсунули представителя верхних штабов. Обложили секретными подписями о неразглашении. Зачем-то напомнили об уголовной ответственности за разглашении гостайны. Потом отпустили неделю на боевое слаживание, а после сказали, чтоб в ожидании снега не теряли времени даром по собственному плану. Командиром сунули неучтенного старлея*, который бил на стрельбище из любого стрелкового оружия калибром до девяноста миллиметров точно в серёдку цели или по выбору. Но, у которого, кроме сидения в запасе и флегматичной рассудительности - более, никаких выдающихся качеств замечено, в начале, не было. Однако, старлей получил ещё одну звезду на погон и стал за неделю капитаном. Не проставился, но пообещал, после учебного рейда. Потом устроил всем в его отряде такой "выход в поле", что по возвращению домой, этого властолюбивого капитана за глаза стали звать Поляком.


Зёма, Смычок, Эскулап, Химик и Худ чистили оружие после стрельб. Бойцы устали после полевого выхода так, что глаза сами по себе слипались в теплом помещении протопленной палатки на ПВД*. Только стоя можно было не заснуть или надо было что-то говорить, или делать. Нагар от длительной стрельбы убирался с оружия плохо: и с дульных срезов стволов, и с газоотводной трубки, и, конечно, с поршня со встроенным затвором. Если бы почистили сразу, пока дульный срез и копоть не остыли на стрельбище, то пороховой пепел легко убрался бы с частей и механизмов пулеметов, автоматов и винтовок. Но, после выполнения упражнений на полигоне, Поляк устроил разведчикам маршбросок до ПВД* с полной загрузкой. Теперь прикипевший к металлу нагар надо сдирать чуть ли не запрещённой наждачной бумагой. Бойцы замочили разобранные части в цинках из-под патронов, куда налили оружейного щёлока. А, пока, сами спецы отдирали нагар от не разбираемых частей собственных стреляющих прибамбасов.
- Когда уже это закончится? - снайпер орудовал длинным шомполом от СВД, усердно двигая внутри ствола винтовки, приклад которой зажал меж ступней.
- Чего - это? - спокойно поинтересовался Химик, флегматично выкручивая тряпку через витки возвратной пружины автомата.
- Как чего? Война эта чертова! Сколько можно в этой долбанной Чичерии воевать! Достало уже. И конца и краю не видно! - шомпол заклинило в стволе из-за толсто накрученной на протирку тряпки. Тупой конец стального прута выскочил из отверстия в пенале и больно ударил Худа по внутренней стороне ладони. Снайпер затряс рукой, сцепив зубы, дернулся и чуть не выронил тело винтовки зажатой между ног спецсолдата. - Зараза! -подвел итог то ли неудачной попытке чистки ствола, то ли третьей чеченской компании солдат.
- Ну, не переживай, - попытался успокоить раздраженного болью и мыслями коллегу штатный сапёр, - деды вон до Берлина дошли через всю Европу, а тут какая-то Чечня! Херня - Грозный взяли, теперь и до границы дойдём. - Добродушно улыбнулся Химик собственным словам и мыслям, и начал выкручивать ёршик с раствором РЧС с резьбы на шомполе. Худ чуть не сунул надувавшуюся болью кисть в рот, но передумал, и начал дуть на пахнущую соляркой и ружейной смазкой руку.
- Зёма, ты чо молчишь? Ведь и их деды до Берлина вместе с нашими дошли? А? - дембель может закончиться и в гробу. Об этом лучше не думать, собираясь на боевое задание.
- А что болтать? Нас что, спрашивают что-ли? Боевое распоряжение получили и вперёд - за орденами. Только ордена почему-то штабники чаще получают! Хех ! - ухмыльнулся Зёма ствольной коробке пулемёта. После такого спать расхотелось всем. Тема была больной и близкой каждому, кто рисковал, не сидя жопой на стуле в каптерке или на связи, а собственной шкурой выманивая на выстрел 'чичей' из тишины засад и опасностей встреч поиска.
- Да уж, - ожил Смычок, ковыряясь в трубке интегрированного глушителя. - И главное - ничего не докажешь! Интересно, хм, как наши деды семьдесят пять лет назад - тоже, также ругались на штабных крыс, пока до Берлина дошлёпали пёхом? Как думаешь, санитар? Ты у нас самый ученый, старый и на контракте висишь, как на крючке! - подначил Эскулапа второй снайпер.
- ЭЭЭ! Болтуны! - осадил тоном и высотой голоса молодёжь контрактник. - Дедам - вдвадцатеро трудней было, а може и в сотню раз! - Химик тут же ответил.
- Да, ладно. Мы пёхом двигаем и они пёхом! Мы сухпай лопаем и они сухпай трескали! Так им ещё и водку по сто грамм давали! Фронтовые! А нам - шиш! Правда мужики? - заставил всех улыбнуться молодым напором и передёрнул чутка глупости, сравнивая про дедов-победителей сапёр. Эскулап не полез в спор, но сказал тихо и грустно.
- Да, сто грамм давали, а иногда и больше, когда за убитых лишнюю порцию горькой допивали из фляг и котелков.
- Ну, ты что, фельдшер? Шучу я конечно, - попытался свернуть вспыхнувшую тему минер.
- А у меня деда не было. У всех моих сверстников был. А у меня вот нет. Под Кенигсбергом в марте сорок пятого бабушке похоронка пришла. Даже могила точно не знаем, где находится. Написано было про деревню Рассенай и геройски погиб. - Неожиданно сказал в тишине молчаливый обычно Смычок и покраснел. - Всех одноклассников на кружки и там секции деды водили, в медалях и орденах на костюмах. А я завидовал и сдуру деда ругал и плакал. Ага. А потом сообразил - дед жизнь за нас положил, чтоб жили. А теперь видно наша очередь живот за Отчизну класть. ААА! - махнул рукой Смычок и взялся прилаживать глушитель на короткий ствол снайперского автомата. На какое-то время в спальном помещении души защемила тишина, настолько непохоже длинной и эмоциональной оказалась речь разведчика-снайпера.
- Ну, ты даёшь Смычок! Прям как замполит на 'политзанятиях'! - восхитился Химик. - Да когда это было!? Худ прав - война достала! А воевать надоело! Знать бы точно за что! Домой надо, на дембель валить! А Эскулап, пусть вон - чичей лечит! Хаха!
- Не, неправ ты, ХИМИК! Кому-то надо прежде бородатых или прогнать, или нейтрализовать на два метра в землю. А то они нам устроят одинадцатое сентября, и Норд-ост, и больницу, и школу с детишками. Выходит, что кроме нас и некому. Так, что чисть оружие и если не хош - пиши рапорт. На боевой выход с кем-то из-под палки, сам знаешь, ходить опасно.
- А я чо? Я так, к слову! Чтоб беседу поддержать, а то вон как все вымотались после этого боевого слаживания! Интересно, куда и для чего нас готовят? Молчат все, даже писаря в штабе, повара и прапора на складах? Ты, Эскулап, ничего не слыхал, про боевое распоряжение?
В палатку ввалился Замок и прекратил пустые разговоры.
- Так, бойцы - чистку оружия закончить. Шагом марш на ужин, а потом отбой! Отдыхать. Завтра выходим. Вопросы есть? - вопросов, как всегда, не было.
Боевое распоряжение получили утром. Вечером высадились на ходу, скрытно и незаметно из армейского грузовика среди прочих других в катившейся, куда-то мимо маршрута группы - обычной военной колонны с грузами. И растворились в горах, как призраки. Только 'пискнет' иногда рация на днёвке или ночевке, чтоб выплюнуть в долю секунды зашифрованные и сжатые в цифры координаты места группы, снятые с походного джи-пи-эса. Или метнётся редкая после трёх войн лесная живность, или птица вспорхнёт восвояси. А мало ли из-за чего птицы над горами летают? У пернатых особей истреблений по национальному признаку не бывает, детей и взрослых не воруют, пленных за выкуп не продают, шеи за неправую веру не режут, кишки русского соседа и его семьи на забор не вешают, чтоб показать, что дом его теперь твой... по праву, злобного, агрессивного, сильного, вооруженного и недалёкого горца... А если сделал таки аспид злое - то жди придёт, более сильный, вооруженный, умный и беспощадный... настоящий воин и припомнит поганое....


********************************************************************************
Пятнадцать дней до Точки Возврата.

- Эй, вы где? Выходи строиться! Это вам не здесь! - сказал гранатомётчик. Пошутить хотел спозаранку. Шутка удалась. Боец исчез вместе с оружием, разгрузкой, броником и рейдовым вещмешком. Его второй номер шагнул на то место, где только что, находился его "номероуно" и тоже испарился.
- Вы что, сцуки, охкакухнахринели! Унавожу нах! - зарычал Замок в сторону исчезнувшей пары. Тишина в ответ только раззадорила прапорщика, но, как опытный старослужащий, он послал вдогонку Лёху из снайперской пары близнецов.
- А ну, тащи их сюда за кокосы! - напутствовал разведчика заместитель командира группы. А там, у них, у близнецов так: куда один - туда и другой. Оба сщёлкнулись в темноту вместе со своей выкладкой, боезапасом и с парой дополнительных "Агленей" у каждого за плечами. Из четырнадцати человек группы - девять уже пропали в загадочном углу темной пещерки, где мы решили и планировали сделать остановку в эту холодную ночь в горах. Снег ещё только выпал в первый раз и обещал растаять к вечеру, но идти по нему можно. И нашей целью являлся небольшой мосточек через горную речушку в ущелье. Там - задумана серьёзная засада. Пещерку облюбовали заранее и как склад боеприпасов, и как уютное место для ночлега. Зима обрывала листья с зелёнки, закрывала перевалы и оставляла единственные неприметные горные тропки, и дорожки, по которым можно попытаться пройти. Именно на зимнюю пору и была сориентирована постановка огневого капкана. Стратегически - ждали ухода на зимние квартиры главарей двух соседствующих бандгрупп. Белые меховые маскхалаты, белые перчатки, белые шерстяные, вязанные горные маски, белая амуниция и облегчёнки и даже белые ботинки с подошвой из снежной резины говорили о том, что к нам идти будет кто-то очень важный и совершенно не нужный в этом мире зверь на двух ногах. И очень опасный, если не пожалели такое одноразовое добро на нашу маскировку. А количество боеприпасов и вооружения накопленное за осень в пещере вызывало у нас уважение и желание повоевать всласть, расстреливая содержимое этого военного "клада". Задачу поставить не успели. Задачу "ставят", перед тем, как приступить к выполнению. А выполнять её мы собирались утром. И командир группы молчал до этого времени, а потом началась чертовщина. Нет, не сразу. Народ поднялся, после короткого сна. Проверил оружие. Поел саморазогревающийся паёк. Напился чая, вскипячённого на таблетках сухого, но не вонючего спирта. Развесили по местам железки и приготовился слушать, когда посланные в дальний угол, к ведру с нашими испражнениями по интимному лёгкому делу, пропали пулемётчик и связист с рацией. Причём у каждого на ухе висел новейший прибор внутригрупповой связи "Аракс". Попытки вызвонить исчезнувших бойчил, ни к чему не привели. Затем, пропали все остальные. Остались только куратор, прикомандированный к группе из какого-то особенного отдела спецразведки, командир, заместитель, второй штатный снайпер, пулемётчик и наш внештатный Айболит по прозвищу "Химик". Химик, это потому, что лупит из этих своих "шмелей" точно, и кладёт боевую часть туда куда надо, хоть на тысячу метров, хоть на тысячу семьсот, хоть снизу-вверх, хоть сверху-вниз, при ветре, дожде или снегопаде. Всегда своим "призом" сюрприз противнику преподносит. И что делать? Включенный фонарь показал уходящий вглубь рельеф пещерной "трубы", обставленной со всех сторон ящиками, тюками и мешками. Никаких признаков девяти бойцов не наблюдалось и в помине. По идее в поиск и неизвестность надо отправлять самого низкого, ненужного и потому не "дорогого" воина нашей группы. Но Химик решил по-своему. Специалист же.

- Разрешите? - сказал спецназер в сторону куратора и командира. И шагнул от них во мрак пещеры, к тому месту, где воняло нашими выделениями ведро, импровизированного туалета. На такую ерунду, как запах, внимания не обращаешь, особенно в этом случае. Далее произошло необъяснимое. Лучи фонарей потухли, как будто попали в зону невидимого электромагнитного импульса, Темнота от этого стала ещё более плотной. А когда, после вспышки матюков и щелканий выключателями, фонари зажглись, то на месте спины Химика увешанной портледом с двумя "Шмелями-М"* никого не было. След санинструктора обрывался на невидимой линии границы проведённой кем-то или чем-то на камне пещеры у ног оставшейся пятёрки.

Ситуация сложилась аховая. Рация, вместе со связистом пропала в никуда. Основной состав группы, как будто ниндзя языком слизали.
- Вы двое! Фонари - вверх! Всем, не двигаться с места! - командир никогда не удивляется, просто приспосабливается к изменениям. Свой фонарь группник направил в сторону, где исчезли бойцы. На потолке пещеры, за ящиками и тюками, под ногами, и на боковых стенах - ничего примечательного. Простукивание ничего не дало. Молчание. Тишина.
- Ну, раз нельзя вперёд, тогда - попробуем назад! - как только слова прозвучали-сказаны, снайпер, лежащий у выхода в пещеру, громко "чикнул" и щёлкнул языком. Знак, поданный наблюдателем, мог означать только одно - кто-то или что-то попали в его поле зрения и это настолько важно, что требуется присутствие командира. Сжатый кулак последнего раскидал оставшуюся тройку в круг, ощетинившийся стволами и лучами света. Командир не успел сделать и шага в сторону наблюдателя, когда увидел в свете фонарей спину снайпера, выходящую из-за поворота скального жёлоба. Солдат отступал от выхода из пещеры, выставив перед собой бесшумный "Вал"*.

- Смычок! Что там? - спросил командир. Ответ Смычка озадачил всех, кто лицезрел его белую фигуру, и белые подошвы ботинок, вымазанные в пыль и грязь, что покрывали пол пещеры.
- Не понимаю! - в свете лучей двух фонарей перед отступающим Смычком ничего не отражалось. Ничего, кроме сгустка темноты, висящей колеблющимся шаром, от которой он и отступал. Шар заполнил всё пространство прохода и медленно приближался к оставшимся от группы людям. Камень, брошенный в черноту - исчез, не издав звука падения. Тьма приближалась, поглощая свободное пространство пещерки. Вперёд страшновато - там пропасть не дающая камню упасть, назад - небытие и неизвестность пропажи своих людей.
- Пулемётчик - фонарь на эту хрень! - получил подтверждение, и дальше скомандовал, - Остальные! Один магазин! Огонь! - не выразительно и почему-то шёпотом получили приказ все, кто остался под землёй.
После грохота трёх автоматов, звуки вылетающих пробок из бутылки шампанского, который издавал снайперский автомат Смычка, казались шуткой злого волшебника. Тьма неотвратимо наступала. Щелчки сменяемых магазинов напоминали тиканье механических часов приложенных к уху в детстве. Только эти хронометры отсчитывали не мгновения радости, а кусочки неизвестности.
- По два ящика боеприпасов в руки! Отступаем вглубь! Смычок, "девятку"* и гранаты! - команды старшего, не обсуждаются. СВД*, попавшаяся по ходу движения командира на ящиках с гранатами, перекочевала за его спину, поверх рейдового рюкзака. Последним отходил Смычок, шедший спиной вперёд. Он так и упал сверху на капитана, когда пересёк ту черту, за которой исчезали в пещере рифлёные следы ботинок его пропавших коллег. Свет, ослепительный свет резанул по глазам отовсюду, заставив их закрыть. Рефлекс сработал в другую сторону. Полуослепший Смычок выпустил из своих рук два ящика прихваченные со штабеля и перекатился в сторону. Он одновременно снял бесшумный автомат с предохранителя, и развернулся в сторону услышанных звуков.

- Смычок - отставить! - голос знаком и требовательно заставлял беспрекословно выполнять услышанное. Холод жёг лицо тихими порывами ветра. Вокруг, сколько хватало глаз, лежала белая простыня выпавшего снега, завалившего лесочки, овраги и холмы. Оказалось, что подстраховываться смысл отсутствовал. Так, кто знал? Просто из воздуха на то место, где только, что лежал Смычок с капитаном, материализовались остальные ящики и тюки содержимого пещеры и тяжело плюхнулись в снег, нагромождаясь в бессистемную кучу возле одиноко стоящего дерева. Впечатление такое, словно что-то или кто-то, могучим поршнем выдавили сюда содержимое пещеры бережно и аккуратно.
Совещание прошло и состоялось коротким.
- Ну, что думаешь? - спросил Поляк у Замка.
- Сначала днёвка или лёжка, потом думать. Вон та горка, поросшая лесом. Обзор хороший. Лес густой и два овражка в разбег горки и один в сторону, - ничего лишнего.
- Пошли. Ящики посчитать, связать верёвкой и в снег.

Место было просто паршивое. Незнакомое. Открытое. И ни единого горного хребта до самого обозримого края на все триста шестьдесят градусов обзора. Происшедшее не укладывалось в мозг, но воспринималось, как аксиомное, но полученное и устойчивое данное. Просто изменилась обстановка. Из-за чего - не важно. Важно, как мы реагируем. Группа пошла "гусеницей"* в направлении ближайшего лесочка, которым поросли склоны холма. Ни единого звука. Только скрип снега и глухой шум приседающего или изготавливающегося на земле солдата. Последний спецназер срубил, заточенной ещё на ППД* до состояния лезвия, режущей кромкой малой пехотной лопатки - под корень, невысокую, но разлапистую берёзку и тащил за собой, старательно заметая отпечатки оставленные группой. Полоса волочения могла выдать направление, но оставляла в неведении кто, что и сколько протащилось по снегу в это октябрьское утро. До начала ноября оставались считанные дни. Если случившееся удивило чем-то командира группы, то полное радиомолчание на сканируемых частотах совершенно не порадовало и заставило задуматься. Информации не хватало. Приданный "Куратор" подозрительно молчал, и не вмешивался в действия группника, точно выполняя действия остальных в связке со своей "боевой тройкой". Согласно боевого распоряжения окончательная задача, в виду особой секретности, должна быть поставлена на месте. Пакет с требованием обозначения конкретного результата по действиям группы у приданного офицера "молчи-молчи". А тот, похоже, конверт с задачей доставать не собирался. Или мы уже, в ней... в этой круговерти исполнения, или игры верхов, кои знать личному составу в светлую доверять никак невозможно. Для пользы дела конечно

14 дней до ТВ.

За ящиками пришли ночью. Сделали две ходки. Снег не переставал сыпать зарядами. Подходы к месту, где обосновались бойцы, замело. Ящики вскрыли, провели инвентаризацию. Боеприпасы дораспределили. Замаскировали срубленными в подобие шалаша ветвями. Прикрылись ими со всех сторон и навалили сверху лапник для рассеивания дыма. Разогрели на костре, в импровизированном шалаше банки, вскипятили чай. Выставили охранение. Попадали спать.

13 дней до ТВ.

Утром Поляка разбудил Замок. Смотрел необычно озабоченно.
- Гости.- Лаконично довёл обобщенную, обработанную и собранную информацию до капитана - помощник.
- Кто? - потребовал и уточнил группник поднимаясь и потягиваясь с лапника.
- Киношники, наверно. - Поднял брови вверх и чуть усмехнулся прапорщик с едва уловим недоверием к собственным словам.
- Чегоооо? - заинтересовался окончательно Поляк, соображая, что зря, его бы не разбудил сам Замок. Послал бы бойца. Вывод напрашивался один - обнаружили что-то важное и требующее срочного внимания.
- Командир, сами поглядите, - в окулярах бинокля по присыпанной дороге двигалось странное войско в шинелях без погон. Над нестройными рядами колыхались невпопад примкнутые трёхгранные штыки. На боках движущихся солдат неудобно топорщились противогазные сумы. У отдельных можно было разглядеть патронные подсумки на поясе для обойм мосинских винтовок. Шапки были не у всех. У двоих, видимо командиров, на голове торчали будённовки. В конце колонны на плечах тащили толстое тело доисторического пулемёта "Максим" и длинную трубу ПТР(противотанковое ружьё , калибр - 14,5мм). В общем и целом двигалось не более полторы сотни бойцов, подгоняемых командирами. Шли, открыто, без разведдозора. За колонной урчал довоенный грузовик с красным крестом на борту. Шли мимо сопки. НП* разведчиков - не видели. Двигались устало, прятали руки за борта шинелей и в карманы. Все с вещмешками типа "сидор".
- Не высовываемся. Наблюдаем, - живое кино двигалось дальше, постепенно проходя мимо лесистого убежища, в редко падающем снегу.
- А режиссёра нет, - откомментировал Поляк увиденную на марше колонну. За первой, пошла вторая колонна. За этой катили маленькую, почти игрушечную пушечку на конной упряжке. За третьей колонной Пушек было две. Командиры ехали верхом на лошадях. За каждой пушкой тряслись ящики со снарядами в отдельных повозках. Звук скрипа промёрзших осей пронизывал толщу снегопада далеко вперёд и назад спешащей колонны. Следующая масса вооружённого люда составляла орудийную батарею. Она отделилась от общей змеи и повернула на вершину пологой возвышенности, в подлеске которой разместились бойцы Поляка. Там, разделилась надвое.
- Будем брать языка. Наблюдателям - смотреть в оба и считать проходящих по головам и оружию. Остальные проверить стволы и боеприпасы. Переснарядить магазины.

12 дней до точки возврата.

Языка взяли ночью, в самом начале, чтоб хватиться не успели. Если заметят пропажу, то не сразу. Глаза завязали. Вели за руки, связанные спереди.
- "До ветру" пошёл, там и взяли, - коротко доложил старший четвёрки захвата и положил у ног пленного трёхлинейку с одетым вдоль ствола, внутрь остриём, трёхгранным штыком. Кисет, треугольники бумаги. Сложенный газетный лист, ложку, медальон, черно-белую фотокарточку, ремень, патроны, обоймы, химический карандаш, сухарь в чистой тряпочке. И ни одного документа удостоверяющего личность, воинскую часть, принадлежность, гражданство. Что за чёртовщина? Пленный услышал разговор и замычал, дёргаясь и мотая головой с завязанными глазами. Получил удар пяткой в подколенный сгиб сзади и упал на колени. Умолк, прислушиваясь.
- Если слышишь меня и понимаешь - кивни головой? - солдат замер, не понимая к кому, относится сказанное. Получив удар сзади - закивал подтверждая. Вытащили кляп.
- Ты кто такой, дядя? - с долей пренебрежения в тоне начал любопытствовать Поляк.
- Красноармеец отдельной батареи РГК* Семёнов Иван. - Перепуганно ответил боец.
- Артист? - ухмылку пленный не видел, но прочувствовал по тону сказанного.
- Нет, - удивился мужик, направляя голову на звук голоса, - Иван - плотник я, - опасливо склонился к земле "язык"
- А что ты тут, плотник, делаешь? В кино снимаешься? - присел группник, рассматривая и трогая вещи допрашиваемого красноармейца, словно не верил своим глазам.
- Позицию окапываем под орудия. Какое тут кино, когда война?- в свою очередь удивился обутый в ботинки с обмотками солдат вертя головой в мешке.
- Какая война? - вкрадчиво осторожно поинтересовался Поляк.
- Вестимо, какая война, с вами война, - ответил, стоящий на коленях солдат, и замолк.
- Это с кем с нами? - удивился и спросил с угрозой Поляк.
- С Германией. - от услышанного ответа некоторые разведчики хмыкнули, другие улыбнулись, а капитан нахмурился и поднял недоверчиво брови, прищурив правый глаз.
- С кем, с бундесами? - теперь замер пленный, переваривая непонятное слово. Решил осторожно уточнить.
- С фашистами! Попить можно? - закинул пробный вопрос в тему личной жизни и смерти солдат Красной Армии.
- А год, какой щас? - группники, они почему командиры, а потому, что - думают быстрее и качественнее обычных стрелков-наблюдателей. Ответ снова оказался не тривиальным.
- Тыща девятьсот сорок первый. Пить-то дадите? - вместо дать попить языку, командиру сунули в руку медальон, подсвечивая фонариком. Бойцы, стоящие и сидящие, с интересом прислушивались к разговору. Бумажка, которая была в медальоне, была чистой. Три спички, завёрнутые в этот листочек, никак не подтверждали сказанное "языком". Медальон был новый, с нестёртыми ещё и не поцарапанными гранями пластика. Всё бы хорошо. Только таких медальонов ни в армии РФ, ни в ВС СССР давно не было. Но офицеры и солдаты про них слышали.
- А что у тебя боец медальон пустой? Приказ нарушаешь? - со скрытой командирской строгостью и угрозой спросил группник.
- А зачем мне смерти свой адрес давать? У нас почти никто его не заполнил, как положено. Верная примета - сразу убьют. - сразу и безлукаво выдал информацию красноармеец.
- Ну, и как же мне тебе верить, чудо? - вывел уравнения неизвестных данных в систему капитан.
- А вы наверх, на батарею сходите. Там наш старшина и командир. Они вам враз и всё подтвердят. - безхитростно решил "бином ньютона" Семёнов. Ещё больше запутав офицера.
- А спички, зачем в медальоне? - поинтересовался Поляк.
- Так не размокнут же! - с удивлением непонятливостью странных и невидимых "своих" отвечал Иван.
- Звание фамилия и имя отчество командира? Полк? Дивизия? Сколько орудий? Сколько снарядов? Какие? Задача батареи? Как зовут солдат в расчёте твоего орудия? Калибр? Сколько лошадей? Какие населённые пункты проходили? Сколько километров до ближайшей железной дороги? Дальность стрельбы Ваших пушек? Сколько лошадей на батарее? Чем кормите? Как кормят вас? Как осуществляется снабжение продовольствием и боеприпасами. Что с ранеными? Как происходит их эвакуация? - допрос затянулся надолго. Командир тянул из пленного информацию по крупицам. Складывал эти мелкие частицы в общую картину. И от ответов, сумасшедшего "киношника", всем становилось не по себе.
- Значит так боец. Мы тебе сейчас глаза не откроем, но руки развяжем. Снимешь шинель, положишь под ноги и раздевайся до трусов. - приказал группник.
- Каких трусов? - удивился Иван.
- Ну, до этого, до кальсон, или что там у тебя.
- Командир, не убивай, дети у меня в Москве - двое и женка, - ушлый или умный боец, приставку "товарищ" пропустил, как бы случайно. Если свои - сойдёт за то, что обмолвился, если немцы, то не обидел. Семью приплёл. А фотографий детей нет.
"Бред, но чепуха подтверждённая фактами есть реальность. Неужто действительно тысяча девятьсот сорок первый? Наше дело маленькое - задачу выполнить. А что это куратор пакет мне не передаёт с приказом? Не видит цели? Или это и есть цель? И мы уже его выполняем?" - говорят, что взглядом можно высказать всё, что захочешь. Куратор взгляд группника держал, глаз не отводил, значит, есть, что сказать.
- Да кому ты нужен Аника-воин! Вещи мы твои посмотрим внимательнее, а то ты такое несёшь, что хоть в психушку отправляй.
- Куда?
- Куда надо - раздевайся, повязку с глаз снимешь - убьём на месте, - ощупали каждый шов гимнастёрки. Вывернули карманы. Брюки осмотрели особенно тщательно. На всех вещах стояли ещё не стёртые названия комбинатов. Бельё было выпущено в Москве, гимнастёрка и галифе в Орле. Шапка имела только размер. На вонючих ботинках, сбитых на переходах, меток не сохранилось. Год выпуска изделия подтверждал сказанное языком - 1938. Фамилия солдата, написанная на его вещах, также совпала с тем, что он говорил.
- Одевайся, - команда оживила замёрзшего и замершего "пленного", голым стоящего на своей шинели в полном и переносном смысле слова - убивать не будут.
- Глаза-то можно открыть?
- Зачем? Чтоб потом пулями их закрыть? На ощупь одевайся - не запутаешься. Зевать будешь меньше на службе, - пленный проглотил издёвку над своими боевыми качествами и насупился. Одевался зло, излишне дёргая одежду, не попадая в рукава и штанины. Долго мотал вслепую обмотки. Сунули флягу в чехле руки.
- Пей - вояка, - фляга была нестандартная, алюминиевая в плотном чехле из белого и крепкого материала. Плотник начал подносить ёмкость ко рту, но остановил движение и стал ощупывать сосуд, попавший ему в руки.
- Слышь, мужик - или пей, или верни инструмент, - пригрозил тот, кто пожертвовал своей посудиной.
Иван пил быстро, глотая воду крупными глотками. Кадык на худой шее ходил вверх-вниз с низким булькающим звуком. Руки немного дрожали. Флягу отобрали. Руки снова не связали, но сунули в них горячую упаковку пайка. Развернули к стене из веток. Дали ложку и галету. Предупредили насчёт повязки и сопроводили "просьбу" внушительной оплеухой в ухо. Пока пленённый солдат ел, Поляк поманил пальцем Куратора и отошёл с ним и прапорщиком в сторонку. Замку что-то шепнул на ухо. Тот удивился, но вида не подал и удалился. Оставшись вдвоём, с приданым специалистом в непонятных вопросах, капитан говорил тихо, чтоб остальные разведчики беседу двух офицеров не слышали.
- Ну, колись спец, а то я не верю в совпадения. Ты мне до сих пор пакет с окончательной задачей не дал. Ничего не пояснил. Ходишь, ухмыляешься. На вещи пленного смотришь, как кот на сметану. Радуешься - не понятно чему. И учти, в группе я командую. И мне надоело чуять игры за своей спиной.
Я уже понял, что нас подставили. Поясни мне - в чём дело? И какую такую настоящую задачу мы выполняем. И что это за киностудия вокруг, имени наших разведданных? Во что мы вляпались? - Куратор слушал, не перебивал, давал выговориться. Потом ответил.
- Вполне возможно, что это действительно не кино, а 1941-й год. Там, в районе пещеры, до вас или нас, как хочешь - пропали четыре группы. У вас, одна задача официальная - уничтожить главарей: Арсена и Ахмеда. Они пойдут со своими людьми через ущелье и перевал в Грузию на зиму, отдыхать.
А вторая, если исчезнете, то - что это такое и почему. Стандартная разведка. Сбор информации. Все в группе добровольцы, неженатые, детей нет, в своих семьях имеют ещё как минимум братьев или сестёр.
Вот и весь твой пакет командир.
- Ну, вы и уроды, там, в штабе, - сделал вывод, переварив всё сказанное, Поляк.
- Ну, это нормально, - отреагировал на эти слова Куратор, - и зови меня среди бойцов капитаном Ивановым Костей.
- Твоя задача?
- Вернуться.
- Понятно. А мы?
- Сам понимаешь, если из нас кто-то вернётся - уже хорошо. Там разберутся.
- Блянть! Иди туда - не знаю куда, принеси мне то - не знаю что! Но чтоб вкусно и много!
- Ну, примерно так.
- Капитан, я тебя буду использовать, как своё НЗ*. При стычке, твоя задача: охрана связиста. Всё, пошли к бойцам. Будешь хернёй маяться - пристрелю. Лады?
- Лады.
- Погоди-ка! Кто-нибудь отсюда вернулся?
- Да, были. Ничего не помнят. Обмороженные. С последними патронами в магазинах. Голодные. Худые. Оборванные в хлам. Завшивевшие. Ни черта не помнят. Только одна черта у всех.
- Какая?
- Ты знаешь, командир, блаженные они какие-то. Как будто истина им неведомая открылась. Вот вроде раньше они не верили, а теперь, там, что-то такое увидали, что остальное - суета. Все в спецбольнице.
- Психушке, что ли?
- Да. Так спокойнее. И информация не утекает.
- Как возвращались?
- По-разному. Одна деталь, появлялись в районе пещеры ровно через месяц или полмесяца, после исчезновения. Пятнадцать и тридцать дней.
- Значит, нам на роду написано, тут месяц сидеть или полмесяца, пока, твой "лифт" нас назад в Чечню не вернёт?
- Получается так.
- Твоя работа в чём?
- Вести записи. Вещи, которые находились с вернувшимися объектами, были личными, либо находились в непосредственной близости от человека возвратившегося отсюда домой.
- Тогда кличка тебе - Писатель. Если что - пишешь отчёт о действиях группы. Не взыщи капитан, а о твоей информации я группу в известность вынужден поставить. Мне тут сомневающиеся в правоте нашего дела не нужны. Да, и если узнают, что через полмесяца вернёмся, то будут не за страх и дисциплину работать, а как на маму вкалывать.
- Как знаешь.
- Всё? Вопросы, заявления, предложения, жалобы, просьбы - есть?
- Хм! Нет!
- Шагом марш к связисту.
- Есть командир.
- Слышь, Писатель? - остановил командир Иванова.
- Что?
- Мне - народ, какую кличку приклеил?
- Любопытно? - улыбнулся "Иванов".
- Ну, есть немного.
- Поляк.
- А за что? - задохнулся от неожиданного преломления имени и самосознания групник.
- За ПОЛЕвой выход. Поляк от слова - "поле". Хотя ты скорее полевик, чем подданный Речи Посполитой.
- Спасибо.
- Да, не за что. Я пошёл.
- Двигай, - напуствовал Писателя Поляк, а сам пошёл проверять охранение. А Поляк ошибся, кличка Писатель к Иванову не прижилась. Народ звал его на один слог короче - Писарь.
Обстановку пришлось доводить до всех.
- Значит так. Как это произошло нам точно неизвестно, скорее всего, в пещере было какое-то неизвестное устройство, - начал Поляк, - Но, судя по информации, мы очутились в октябре 1941, - Поляка слушали молча, потом будет время для вопросов, - Как выяснилось,- командир посмотрел на стоящего с флегматичным видом Писаря, - через тридцать суток или пятнадцать, а уже через двадцать девять или четырнадцать, неизвестное пока нам устройство вернёт нас назад в наше время. Наша цель - вернуться всем живыми, здоровыми, боеспособными и выполнить поставленную задачу. По имеющейся информации возврат будет произведен неожиданно, но с тем имуществом, которое будет при нас в момент возвращения. Поэтому, оружие, документы, карты, приборы, радиостанции с себя не снимать, либо лежать с ними под рукой, на них или привязанные к вам, на случай неожиданного сбоя и преждевременного срабатывания устройства, которое мы обнаружили в пещере и вляпались в него. Здесь на рожон не лезть. Мы с вами группа глубинной разведки генерального штаба. Я командир. Писарь - комиссар. Документов у нас по-военному с собой нет. Испытываем на врагах секретное оружие. Проводим разведку в интересах верховного командования. По-простому - сидим тихо. Ни во что не ввязываемся, считаем дни. Сухпай экономить. Как раз на месяц растянем. Воды вокруг полно. Наша форма позволяет спать на снегу. При экстремальной ситуации поступать в соответствии с обстановкой. Завтра проводим разведывательные мероприятия на запад и восток. Меняем место дислокации. Вопросы?
- Та, какие вопросы, всё ясно командир, к дедам в гости попали. И лучше, я так понимаю, нам тут ничего не трогать и не оставлять? Так? И это не известно ещё, кто это устройство нашёл: мы - его или оно - нас,- посмотрел Замок на новоиспечённого комиссара.
- Правильно, - кратко ответил куратор.
- И я так мыслю, из того, что тут языки наплели, тут фашисты - наших, сейчас танками раскатают?
- Верно, - скупой лаконизм ответов не удовлетворял прапорщика.
- И мы на это дело смотреть должны и не вмешиваться? - продолжал гнуть свою линию Замок.
- Именно, но если будет угроза нашей жизни, то отвечать по полной, как учили, - поддержал командир "Иванова Костю". Замок сразу затормозил.
- Тогда всё ясно, будем как в кино - наблюдать, - на том и решили. Но дозор, не присутствовавший на коротком собрании, успел захватить ещё двоих пленных.
Снег валил плотной стеной, играя свою мелодию для танца падающего сверху белого покрывала. Видимость моментально ухудшалась. Поэтому встреча Эскулапа и его тройки с часовыми оказалась скоротечной.
Впереди идущий разведчик услышал их первым.
- Покурить оставь! Ахмед! Или забыл уже? - начал первый голос.
- Да тут ищё болше палавины асталась! - возмутился второй с горским акцентом.
- Вот и не будь жадиной, это ж тебе не яблоки в горах тырить! - реагировал тот, кто хотел скорее затянуться крепким дымом.
- Яблоки нэ табак, на - дэржи! Что разорался-то! Какие яблоки в горах? В горах алыча, арэхи, атары! Вайна, а он арёт, - не оставался в долгу бывший обладатель окурка.
- Да кто к нам в такую рань заявится? Спят, поди, и свои, и чужие.
- Камисар пиридёт пироверять! А мы спим! Медаль не дадут!
- Да ладно тебе Ахмед, спят наши, умаялись после вчерашнего! Да и зачем тебе медаль?
- Как зачэм? Домой приеду. Стол накроют. Старики придут. Соседи. Родственники. Я мужчина, воин. А ты говоришь - зачем медаль?
- Давай сначала доживём до дома. Немец прёт. Москва, - вон она, меньше сотни километров осталось.
- Мужчина в горах должен думать, как сдэлать, а потом - что там будет и сколько киломэтров осталось! Плохо говоришь!
- Так мы же не в горах?
- Мы мужчины! Нам, чеченам, всё равно где быть мужчиной. Так, мой дед говорил, - услышанный разговор обозначил два объекта для захвата. Три белых призрака метнулись в туман падающей снежной стены и завозились в окопе боевого охранения. Через час, перед Поляком стояли помятые и злые бойцы-артиллеристы, приведённые из нового поиска.
Один из состава группы захвата светил здоровенным синяком под глазом и прикладывал снег к лицу. Второй держался за ушибленный прикладом винтовки бок. Третий с Замком сторожил обоих бойцов, не церемонясь по отношению к тому, что выделялся орлиным носом и смуглой кожей. Играть, так играть решил Поляк и включил "дурака" по полной. Допрос подтвердил слова первого пленного. Ахмед по фамилии Джораев оказался чеченцем. Родом из тейпа первых обозначенных для группы целей в далёкой теперь чеченской заварухе. Только на почти век их старше. Осмотр одежды подтвердил факт нахождения в 1941. Населённые пункты намекали на близость интересного разъезда знакомого всем по фронтовой кинохронике. Номер дивизии соответствовал. Дорога, ведущая мимо высотки с противотанковой батареей на ней, шла в направлении восток-запад. Джи-пи-эс не работал, карты не было. По словам бойцов у командира батареи карта была. Необходимость контакта с начальством захваченных в плен бойцов росла с каждой минутой и долей новой информации.
- Кто? - спросил Поляк, показывая на синяк под глазом.
- Чича, - просто ответил тот, что прикладывал снег к лицу.
- А второй?
- Мешок.
- Ясно.
Чечена увели, чтоб не слышал разговор.
- Кто такой?
- Красноармеец Гамузенко Андрей, - и Гамузенко выложил всю информацию, которой обладал.
- Когда смена?
- В шесть утра.

Пленных построили на дороге в пять тридцать. Разрядили винтовки. Вынули из них затворы и положили им в карманы. Винтовки повесили за спину. Развернули в сторону батареи. Развязали глаза. Перед тем, как отпустить - пояснили идею о своей особой роли в войне и секретности. Больше всех был недоволен Ахмед. Его, как мальчишку в чужом саду взяли быстро и споро. Он успел приложить двум разведчикам прикладом и кулаком, но судя по их поведению, они и покрепче получали в своей жизни. И зла на Ахмеда, в отличие от чеченца - не держали. Просили передать командиру батареи, что если нужна помощь, то пусть выставит часового на один час, на дороге, которая по сопке выходит на горку, и тогда такого одиночного солдата отчётливо видно на линии границы неба и земли далеко вокруг. А если снег - то два выстрела из винтовки, второй - через десять секунд.
- Только не ночью, - усмехнулся Замок.
- А если вам наша помощь нужна будет? - спросил, хмуря брови Ахмед, - тоже часового на дороге выставите?
- Не, зачем? Мы тогда к вам сами придём, без спросу. Вы и не заметите, - ответил прапорщик, ухмыльнулся и исчез в начавшемся снегопаде.

11 дней до точки возврата.

- Стой, кто идёт? - встретило троих солдат, шагающих по дороге собственное боевое охранение.
- Свои!- в отличие от охранения, комиссар метал громы и молнии.
- Арестовать! Расстрелять! Предатели! Сбежать к немцам хотели - да не вышло! НКВД назад завернуло! Думали немцам в плен, а нарвались на нашу разведку! Трусы! - гремел политработник возле костра, разведённого бойцами артиллеристами. Командир слушал комиссара и пытался найти самое рациональное зерно в том, что слышал. Комиссар продолжал. Он был один на батарею и роту пехоты, которая из последних сил рылась штыками и МПЛ(малая пехотная лопатка) перед батареей и старалась окопаться, построить какое-то подобие землянки в холоде наступающей зимы, - Покинули боевой пост в военное время! Дезертиры! Сдать их в особый отдел и вся недолга! А лучше - расстрелять перед строем! Чтоб другим неповадно было! Вся страна из последних сил стоит насмерть! ВэКаПэбэ( всесоюзная коммунистическая партия большевиков) - бросила лучших своих коммунистов на фронт! Товарищ Сталин в Москве дни и ночи не спит! А вы тут... Да я вас здесь, на месте, - комиссар замолк, доведённый своей речью до полупсихоза с одухотворёнными глазами и полез в кобуру за наганом. Из строя бойцов послышался неодобрительный гул. Командир батареи, доселе слушавший комиссара с угрюмым лицом. Сделал шаг вперёд. Перекрыл своему кровожадному оратору директрису стрельбы.
- РРавняйсь! Смирно! Отставить! Что уши замёрзли? РРавняйсь! Смирррна! РРавнение на средину! - командир обернулся на комиссара за спиной с поднесённой к виску ладонью. Из ртов стоящих напротив них бойцов и проштрафившихся солдат вырывался теплый пар от дыхания. Комиссар вытащил наган и застыл за командиром с наганом в опущенной руке, ожидая решения.
- За самовольную отлучку с боевой позиции. Нерадивое несение службы. Низкие боевые качества. Что могло привести к уничтожению батареи ночью, - вбивал свои слова командир батареи в холодное осеннее утро и то, что он говорил, не радовало ни подчинённых, ни комиссара, - красноармейцев Джораева, Гамузенко и Семёнова - арестовать! Всех трусов - на рытьё землянки для бойцов. Если до утра землянка на орудийные расчёты будет готова- то я подумаю о том, чтоб вернуть вам оружие. Будете отлынивать - передам в руки политотдела с сопроводительной запиской и рапортом в трибунал. Мне такие бойцы - бегунцы нах не нужны. Старшина, этих троих разоружить и обеспечить инструментом! Вольно! Разойдись!
- Вух! - Выдохнул строй солдат, перед тем как рассыпаться, - повезло мужикам. Землянка не пуля можно и лопатой отмахнуться.
- Измордуются пока построят! - сомнительно говорили расходившиеся по орудиям солдаты.
- А не хер было дрыхнуть в охранении. А втроём они гавно построят. Ахмед - учитель, Гамузенко - помощник электрика, Семенов только - плотник. Там всем париться надо, земля твёрдая. А то помёрзнем тут все к ебланям, пока немец до нас подойдёт.
- А комиссар?
- А он щас поедет политрабрту проводить к соседям, в пехоту. У них своего говоруна нет. Так наш звездарь по совместительству взял на себе стахановские обязательства.
- Ну, нехай едет, а мы мужикам поможем. И то дело. Пошли пока кипятка нагреем.
Командир батареи не возражал. А гуртом и батька побить можно. Как только главный политбоец оседлал лошадь и поехал к траншеям пехоты с высотки, то возле места, очерченного под землянку за позицией батареи закипела работа. Солдаты грелись от усилий. Пар согревал воздух, поднимаясь от расстёгнутых серых шинелей в небо. Звук топора в руках Семёнова рубил ударами холод и свинцовую тень закрытого тучами неба. Землю кололи штыками, воротили единственным ломом и кидали частыми, но малыми порциями эМПээЛок вверх из углубляющейся ямы. К обеду землянка была практически готова. Осталось сделать крышу из стволов, срубленных под возвышенностью молодых деревьев. Солдаты устали и сели отдыхать запахло варевом, наиболее нетерпеливые пошли за котелками. Ахмед продолжал упорно работать, таская из низины срубленные стволы, лишённые веток. Семёнов хотел было тоже остановиться, но увидев рычащего, но волокущего тяжёлые деревяхи вверх по склону Джораева, матюкнулся, плюнул и снова застучал топором, обрубая ветки на следующих лесинах. Гамузенко откровенно послал нах обоих, и пошёл с котелком за своей порцией каши. Солдаты присели, кто - где. Грели ладони о тепло и жар металлических стенок котелков. Вытирали ложки, вытащенные из карманов и вещмешков. Щурились блаженно, пережёвывая и глотая сваренную под руководством старшины еду. Но спокойно кушать не давал стук топора из низины. И равномерный хрип, поднимающегося с двумя столбами в руках Ахмеда Джораева, по пробитой в снегу дорожке.
- Млять. Пожрать не дадут спокойно, - сказал командир первого орудия сержант Мазков, - старшина, пошли за ними кого, это ж вытерпеть никак невозможно. Прямо в мозги твой Семёнов топором стучит. Ещё полчаса по уставу после обеда есть на отдых, - на жующего и жадно глотающего кашу Гамузенко солдаты смотрели молча. Не одобряли. Но Гамузенко эти взгляды не волновали.
- Ты придумал - ты и посылай! - ответил старшина, занятый у большого котла с варевом тем, что считал и прикидывал: на сколько ему человек надо оставить ещё порций, на часовых, комиссара и этих двоих строителей. Выдавать ли добавку тем, кто ещё просит дать пожрать. Раздать хлипкий, чуть подкрашенный чай и проследить, чтоб котелки и ложки у всех были вымыты после приёма пищи. Нештатный повар, как мог - творил чудеса, изворачиваясь в заснеженных просторах подмосковья.
- Гамузенко! - вежливо-вкрадчиво.
- Шо? - недовольно
- А ну, смотайся к этим твоим соратникам по несчастью и скажи, чтоб жрать шли. Они мне приём пищи задерживают, - ласково сказал Мазков, возвышаясь над лопающим солдатом.
- Ща, доем, - попробовал возразить украинец. Удар грязным ботинком в живот заставил арестованного согнуться, выронить котелок и завалиться на грязный и истоптанный снег. Дополнительные обидные пощёчины на виду у всей батареи, выписанные по жующей всё ещё морде проштрафившегося не вызвали у обедающих, никакой реакции кроме одобрения. Никто не вмешался. Старшина отвернулся и приказал повару приготовить две порции и котелки.
- Ты чо, тут расшокался, хохол? А ну съ**** бегом к Семёнову с котелками, пока юшку из носа не пустил. Или ты отказываешься подчиняться старшему по званию? - в голосе Мазкова послышались беспощадные комиссарские интонации. Сержант своё дело знал и хохол, ругаясь, неуклюже побежал за Семёновым и Ахмедом под горку, прихватив два котелка, заполненных старшиной из парящего котла.
Ахмед и Семёнов есть отказались. Топор тюкал безжалостно, как метроном. Ахмед, шатаясь, спускался вниз за новой партией брёвен для наката. Гамузенко пытался уговорить махающего инструментом Семёнова, наклонившись возле него, и совал ему, как аргумент, оба котелка с едой.
- Епанутые, хоть бы пожрали, сволочи, - с уважением в голосе сказал Мазков, собственно ни к кому не обращаясь, и пошёл вниз на стук топора плотника. За ним, не сговариваясь, потянулся, матеря погоду, весь не занятый личный состав батареи. Командир оглянулся на уходящих бойцов, качнул головой, поджал губы, поправил шапку с настоящей фабричной звёздочкой на лобовом отвороте шапки, и продолжил выверку прицелов на ноль, переходя от орудия к орудию. Старшина руководил мытьём котла и подготовкой к ужину. Снег снова начал, падать, накрывая и маскируя кучи свежевырытой земли вокруг боевой позиции.
Семёнов и Ахмед есть не могли. Руки тряслись от проделанной и напряжённой работы так, что не держали ложку. Они сидели рядом. Ладонями обняли ровную и горячую поверхность котелков и смотрели куда-то в землю. Топор, отобранный из ослабевших рук Ивана, весело рвал железом лезвия тишину снегопада. Ахмед яростно смотрел на неподдающуюся его пальцам ложку и шевелил губами в молитве. Гамузенко, чуя свою вину, старался изо всех сил, проявлял активность, заглядывал в глаза сослуживцам, хватался за самые тяжёлые стволы.

10 дней до точки возврата.

Три разведдозора растворились в ночной круговерти, сверяя своё движение с показаниями компаса. Вечером перед ночным выходом на западе грохотало и бухало. Звуки разрывов заметно приближались к логову Поляка и его людей. Дозор во главе с Замком наткнулся на деревеньку в километрах пятнадцати на запад от противотанковой батареи. Обследовали. Обнаружили штаб стрелкового полка. Оглушили часовых. Вырубили всех, кто мешался под приборами ночного видения. И главное - утащили карту района со стола командира части. Вернулись назад к основным силами и командиры с жадностью уставились на развёрнутый лист испещрённый пометками и топографическими знаками.
- Это просто полный писец! - сделал вывод, прочитав названия населённых пунктов Замок, - Надо валить отсюда командир. На снегу и в голом поле от авиации спасу нет. В лес. По лесу даже наши танки не ходят.
- Ничо, прорвёмся. Хуже бывало! Нельзя нам с этого места уходить. Возврат, скорее всего, отсюда будет, - заявил Писарь и отловил на себе уничижительные взгляды Замка и Поляка.
- Отдыхать всем - думать буду, - по-чапаевски поставил задачу и предупредил Поляк. Днём народ отсыпался - ночь, вот время разведчика.

9 дней до ТВ.
Самолёт появился в чистом небе и завис на высоте, проплывая к позициям ИПТАП*. Рама медленно и нудно зудела, как большой, недосягаемый и надоедливый комар-кровопиец.
- Разведчик! - процедил старшина, изучая низ летающей рамы.
- Точно! Да что ж они там, на батарее, забегали идиоты! Заметит же! - резюмировал Поляк и наблюдал, как серые фигурки солдат засуетились у замаскированных орудий, прикрытых ветвями и присыпанных снегом. Сверху позиция противотанкистов стала видна, как на ладони. Командир загонял мечущихся и любопытных в землянку, но было поздно. Пехота реагировала на появление рамы не менее бурно. Вскрывая линию отрытых окопов.
- Хана мужикам, сейчас люфтгансы прилетят,- но день прошёл тихо. Только грохот на западе приблизился настолько, что можно было различить отдельные выстрелы и разрывы. По дороге потянулись отходящие толпы потрёпанных частей и беженцы. Появились раненные бойцы со свежими кроваво-белыми повязками. Некоторых несли. Навстречу - встревоженные лица из колонн пополнения. Небо, под вечер снова заволокло тучами, и снег неслышно начал захватывать леса и поля, накрывая их своим мягким покрывалом.

8 дней до ТВ.
Ночью снова наведались в деревню. Зайти не рискнули. Канонада утихла, но отдельно, что-то взрывалось на западе. Днёвка прошла нормально, на батарею подвезли боеприпасы. Пехоте привезли бутылки с горючей смесью.
- Думаешь, им бутылки помогут? - Спросил смычок Химика. Тот сомневался не без оснований.Пояснил просто.
- Не, я наставления и обзоры читал по использованию бутылок - что мёртвому припарка. Ни наши танки от них не горели, ни немецкие. Разве, что внутрь танка кинуть. Там тесно. Экипаж пять человек. Им бы напалм. - Помечтал разведчик-диверсант, жалея недовооруженность дедов.
- А где читал? - скупо поинтересовался снайпер.
- Где надо, - улыбнулся спецназовец и поделился информацией и источником. - ДСП* по изготовлению противотанковых и зажигательных устройств.
- ААА! - осознал и поощрительно зауважал коллегу Смычок, - Придём,- надо будет глянуть.
- Ну-ну, - поощрил тягу к разрушительным знаниям Химик и замолк.

Семь дней до Точки Возврата.
На западе бой. Сильный. Авиация, артиллерия. Ночью - не прекращающаяся канонада и стрельба. На дороге исчезли беженцы. Поток раненных идёт без остановки, отдельными группами, на машинах, повозках.
К вечеру пошли боевые части. Они занимали оборону вместе с теми, кто рыл перед этим окопы. Грязные, оборванные, голодные и с пустыми глазами, заполненными смертельным ожиданием неизбежности.
- Пошли.
- Куда?
- В деревню
- Зачем?
- За языками.
- Там же немцы.
- Только добровольцы, - командир решил повзаимодействовать с Красной Армией.
- Я против, - веско заявил Писарь, - ты ставишь под угрозу выполнение задачи, - глаза куратора стали холодными и водянистыми, как болотная, противная жижа. В руке, как по волшебству появилась новенькая "Гюрза"*, ствол которой смотрел в лицо Поляку, намекая на суровость даже самой мысли о таком проступке.
- Слышь, Писатель, ты резко не дёргайся, - почему-то шёпотом сказал за его спиной невидимый доселе Эскулап-Химик, и кто-то ещё зашуршал одеждой в тишине опасной ситуации. Поляк смотрел на Писаря с сожалением.
- Кабинетный ты стал мужик Писарь. У меня телохранители с самого того момента, как тебя в группу приклеили. Ты, видать, в Афгане не был, и отчёты разведгрупп изучал поверхностно. Пистоль опусти, а то некому будет бумажки заполнять. Я своих людей лично отбирал. Это для тебя они - сборная группа. А для меня - почти родственники. - Поляк говорил коротко.
- Мужики, задача у нас простая. Продержаться ещё шесть суток и вернуть отчёт, который составляет наш приданный офицер - домой. Если удастся, по пути зачистить главарей бандгруппы. Но я ведь не знал куда попадём. И смотреть, как наших мешают с землёй, не хочу. Но приказ нарушать, сами знаете, не по чести. Поэтому поможем РККА* информацией и разведкой, тем, что пощупать нельзя. Мнение всех знать хочу. Поехали с самого молодого. - Мнение у разведчиков оказалось такое, как и у командира. Один только Писарь был против. Командир: его, связиста, Химика и наблюдателя с собой на "работу" решил не брать. На Писаря в группе начали смотреть, как на неизбежное зло и желательную потерю. Писарю всё было пох, он писал, прятал тетрадку, выслушивал информацию и снова писал в тетрадь. Причём, писал не по-русски, что, весьма удивило Химика, который случайно увидел процесс заполнения листочков, когда случайно проходил за спиной куратора из штаба. Тот кто месяцами тянет лямку войны - быстро учится уметь ходить бесшумно.

Шестой день до ТВ.
- Эй, земляк, - боец в окопе вытаращился на возникшее приведение и его копии в белом маскхалате, ботинках, шапке, шлеме, перчатках, лифчике облегченке, с чехлами для запасных магазинов и гранат на груди и боках. И с неизвестным оружием и трубами за спиной. Он даже за винтовку забыл схватиться, - приведения ждали, спокойно отслеживая каждое его движение, - Фронтовая разведка - проводи к командиру.
Сначала оказались у комвзвода. Тот оторопел от внешнего вида группы из пяти человек. Командовал пехотинцами уже повоевавший бывший комбат, которого немцы выбили из деревни с остатками полка. Комбат был злой, раздражённый, с ввалившимися и небритыми щеками, что роднило его и тех, кто к нему пришёл. В землянке освещённой коптящим пламенем от сплющенной снарядной гильзы, разговор с пехотой не получился.
- Фронтовая разведка капитан Поляк. У меня приказ: провести поиск и захватить языка в полосе вашей обороны. Просьба обеспечить выход и возвращение группы.
- Майор Конюхов Артём. Документы будьте любезны.
- Майор, в разведку документов не берут. Сдали мы документы в сейф начальника разведки армии. Если хочешь у меня есть карта. Вот и все мои документы. На оружие не смотри - это новые образцы проходят обкатку боем. Сзади тебя батарея они нас прикроют. Давай обговорим сигналы взаимодействия.
- Какие сигналы капитан? А может вас за окоп, и расстрелять, как шпионов.
- Смотри. Чтоб тебя потом за яйца в особом отделе армии не повесили на дереве голым. Мы, что прохлаждаться идём?
- Ты как со старшим по званию говоришь капитан!
- Как на войне принято - без выкрутасов. Мне на смерть людей вести, а вы тут останетесь.
- Да я тебя под трибунал за такое в боевой обстановке.
- А я вас в особый отдел за неисполнения приказа штаба армии.
- Ты приказ покажи сначала.
- Может тебе и секретный план обороны Москвы показать?
- Не тыкай капитан, - комбат вроде бы быстро вытащил наган нервным движением из кобуры на боку, но капитан оказался ещё быстрее. Майор отлетел к недалёкой стенке. Наган оказался в руке капитана, он его разглядывал с нескрываемым интересом. Бойцы, слушавшие всё по внутригрупповой связи, тут же положили в темноте пятерых сопровождающих и связиста.
- У вас, товарищ майор, люди, знающие немецкий есть? Мне переводчик нужен? - устало сказал Поляк и взвёл курок нагана направленного в живот майора.
- Ты далеко не уйдёшь.
- А мы недалеко - в деревню, которую вы просрали днём и не смогли отбить вечером.
- Да, что знаешь про деревню, гад? - аж задохнулся в ненависти и неприятных воспоминаний майор, - как нас танками, артиллерией миномётами, а сверху бомбёры фрицовские, головы не поднять...
- Всё знаем, вы только нас не пристрелите в темноте. Пропуск - отзыв имеется. Мушка - Москва. Как будем возвращаться - услышите. И переводчика мне найди-те, товарищ майор. У вас тут пятьсот пятьдесят шесть бойцов в окопах сидят. Кто-то же знает немецкий. А я вам пленного отдам. За языка взятого в боевой обстановке орден положен.
- А ты откуда знаешь, сколько у меня тут бойцов? Пулю тебе в башку положено, разведчик хренов, - выбитые из барабана нагана патроны посыпались в темноту пола, сам револьвер улетел в угол землянки.
- Разведка всё знает. Будешь мешать, вернусь и на бинты порежу, - далее "белые люди" испарились, как будто их и не было. Майор выскочил из землянки. Его солдаты лежали связанные собственными ремнями на дне окопа. Вокруг никого.
- Бля, ушли суки.

Деревня Муховичи.5 дней до ТВ.

- И что там?
- Немцы.
- Понятно, что не китайцы.
- Сколько?
- Тридцать три танка, пять полугусеничных транспортёров, шесть грузовиков, миномёты, до батальона пехоты, пять мотоциклов, охранение с пулемётами. Похоже, это Головная Походная Застава полка, что идёт в авангарде дивизии. За деревней фары колоны на марше. Немчура, завалились по избам. Офицеры в доме в центре села. Судя по всему, они до утра подтянут резервы, а утром или в обед, если небо будет чистое и начнут.
- Офицера взять можем?
- Можем, даже танкиста. Они отдельно разместились. Сортир там у них на отшибе.
- Везёт нам на нужники. Что у наших, что у этих - одинаково.
Языков взяли двоих. Командира танковой роты, и заместителя по тылу пехотного подразделения. По ходу решили тащить обоих. Кувыркались с ними в снегу почти до самого утра, когда вылезли к окопам пехоты.
- Эй, пехота! - в ответ выстрел, отозвавшийся целой россыпью таких же, как эхом в редком снегопаде.
- Вы чо там ? Совсем ох..у ели! - бесшумно снял автомат с предохранителя первый "спецназер" в головняке возвращавшейся из поиска группы.
- Мы-то у ели! А ты, хто такой? - боевое охранение оказалось не на шутку бдительным и острым на ответы.
- Разведка! А тебя пропуск спрашивать ещё не научили - двоечник? - зло ткнул в бока пальцем для охвата опасного препятствия старший боевой тройки "передка".
- Ну, пропуск? - не очень покорно отозвались из холодной темноты.
- Москва. Отзыв?
- Мля, ща как шмальну отзыв из винтаря! Это вы, нашему майору, в ухо заехали вечером? - боец привык ночью мыслить самостоятельно и не собирался исполнять задумки разведчиков.
- Мы. Ты, беня-отличник, отзыв скажи, а то и тебя сейчас к майору с пленными потащим! - часовый не сдавался на нахальный нахрап - гнул "проверку документов" по-своему.
- Мне твой майор побоку! Что у моего майора на ногах было, когда вы его пиндюлили? - прокачивал пришельцев ушлый боец на предмет "свой-чужой".
- Ну, ты даёшь земеля! Сапоги солдатские у него были, когда в угол улетел.
- Хм. Точно. Ладно.Тогда иди. - нехотя согласился невидимый красноармеец.
Поднятый на ноги майор смотрел на первых в его жизни пленных немцев. Разведчики тяжело дышали, согнувшись, они стояли в снегу за линией окопов. Маскхалаты у многих порвались и вымазались. В сумерках утра они казались нереальными, но стояли и объективно дышали, как и остальные, выпуская пар изо рта. Рассвет начинал брать в свои руки бремя нового дня.
Немцы стояли на коленях в непривычной им позе кающихся грешников. Зло вертели головами с одетыми на них мешками. Мычали. После того как мешки сняли - начали щуриться, привыкая к свету. Вокруг собиралась любопытная кучка солдат, узнавших о результативной вылазке каких-то особенных военных из осназа. Ещё больший интерес подогревал факт стычки пришельцев с майором. А их вид и вооружение стопорили любопытных намертво.
- Капитан Поляк! Разрешите доложить товарищ майор? - пехотинец быстро сообразил, что будет, если он разрешит этим дьяволам изобразить своё ему подчинение.
- Докладывайте.
- В деревне тридцать танков. Пять бронемашин. До десяти грузовиков. Миномёты. За ночь подошло подкрепление. Взяли двух языков.
- Кого?
- Пленных. Вот этот рыжий, в чёрном комбезе - танкист. А этот второй - вроде тоже офицер. Вы товарищ майор переводчика нашли? - майор смотрел на гитлеровцев и не верил своим глазам. Переводчик переводил. Рыжий танкист сыпал гавкающие фразы, зло, брызгая слюнями в бешенстве. Тыловик пока помалкивал и ёрзал коленями на растаявшем снегу под ними.
- Он говорит, что утром начнётся наступление, которое они завершат в Москве. Предлагает сдаться ему, и он тогда гарантирует нам жизнь в немецком плену и хорошие условия, - переводил бред разозлённого танкиста солдат очкарик очень похожий на стриженого еврея. После вмешательства Поляка фашист-тыловик заговорил о том, что хотел от них услышать командир, а не тот бред о капитуляции, который нес в начале допроса качественно отметеленный танкист.
- Ну что? Мир - майор? Только уговор: нас тут не было, пленных взяли твои орлы - хоп? - и Поляк протянул раскрытую ладонь, обалдевшему майору. За такие подарки можно бы и забыть происшедшее в землянке вечером.
- А вы куда? - майору стало вдруг тревожно, что этот непонятный капитан без документов, оставит его одного с пятьюстами бойцами здесь среди снега и пустоты наступающей зимы против полусотни немецких танков с артиллерией и миномётами. Ему захотелось, чтоб эти не боящиеся войны люди, вооружённые странным оружием из которого так ещё ни разу и не выстрелили, остались здесь. Он пожал руку капитану, тот махнул своим бойцам и они, как приведения слились с местностью, без слов уходя куда-то к себе, по своему плану войны. Немцы в снегопад воевать не хотели, отдыхали в тепле изб захваченного села.

mikimi добавил(а) 20.06.2016 в 19:34
Призраки появились в расположении батальона снова вечером. Их, как своих старых знакомых пропустили в землянку майора. Пехотинец имел довольный вид. Пленные, отправленные в штаб, оказались весьма своевременной добычей и делегат связи, который примчался на батарею, передал, что за языков майор и те, кто их "брал" будут представлены к награде.
- Ну, как языки?
- Нормально. Спасибо за помощь - вовремя. А вы, снова туда? Они же вас там ждут теперь.
- Они нас с востока ждут, а мы крюк пешком дадим и зайдём с запада.
- Языки есть. Зачем идёте? Я понимаю - не моё дело, но?
- Мы там пошумим .А назад - хотим на танках приехать. Так, что если утром на вас покатятся танки без артподготовки, и без стрельбы, с башнями повернутыми назад, то не спеши расстреливать. Артиллеристы в курсе.

4 дня до ТВ.
Ночь под утро закончилась со стрельбой в далёкой деревне. Около пяти утра раздались первые выстрелы. Перестрелка разрасталась с неимоверной быстротой и скоро в неё были втянуты миномёты. Взревели моторы. В разбуженной деревне поднялась паника. Наши солдаты, поднятые по тревоге, занимали стрелковые ячейки в траншее. Артиллеристы вскрывали снарядные ящики на позиции. Протирали прицелы. Крутили маховики наводки. И матерились, как последние уголовники, стукая зубами от холода.
Немецкие танки мчались по снежной целине дороги в колонну по одному, лязгая гусеницами. На каждом сером силуэте в утренних сумерках выделялись белые пятна двух маскхалатов людей Поляка, которые вполне добросовестно отрабатывали идею танкового десанта на немецком Т-III* . Последний, второй и первый танки развернули башни назад и стреляли с коротких остановок из своих пушек. Туда откуда ехали, останавливаясь и прикрывая отход остальных. Они так и шли, слаженно, как единый организм.
- Немцы! - заорали сперва в окопах.
- Не стрелять! Это наши! - срывал голосовые связки майор, предчувствуя, что капитан со странной фамилией, больше похожей на кличку, и его молчаливые бойцы, снова играючи провели фрицев и наверняка сорвали утреннюю попытку немцев организовать наступление. Три танка, за которыми фашисты даже не смогли организовать нормальное преследование, были тому наглядным подтверждением. От танков вверх рванулась красная ракета, такая же, но белая вылетела из расположения батареи, и из рук майора, разрешая въезд фашистской техники в сектора обстрела обеих подразделений. Красноармейцы орали восторженно, потрясая винтовками, танки прогрохотали через траншеи. Два трофея разъехались в стороны слева и справа от колеи. А первый немецкий, железный конь остался прямо на дороге за линией окопов. Разведчики вылезали и спрыгивали с танков усталые, измождённые и безразличные к своим призам.
- Майор у тебя пожрать, ничего нет? Умаялись мои, немного. Им бы горячего. И это, там внутри, экипаж танка по всем трём машинам растащен. Волоки переводчика. И проводи занятия, набирай экипажи. А мы -есть и отдыхать. И это, людей готовь. Есть возможность отбить деревеньку. Вечером приду - поговорим, - и маскхалаты людей Поляка снова молча, потянулись в пелену падающего сверху снега. Прятались за его неспешную и бесшумную стену.
- Слышь, комиссар. Странные они какие-то. Чужие что ль? Как будто боятся, того что делают. А мужики - то героические. Вон справа и слева грохочет и двигается, воюют. А у нас, как эти к немцам сходят - так и тишина. Хоть молись на них.
- Ничо, завтра особистов вызову. Разберутся.
- Зачем? Немца с нами останавливать?
- Нет. Этих в оборот запустят. Нечисто тут что-то.
- Да какая тебе разница. Пусть они хоть черт с дьяволом и ведьмой. Если они за нас - то бог с ними и их происхождением. Фашисты до Москвы дошли. Не до жиру, быть бы живу.
- Ты, майор, свои упаднические, изменческие и пораженческие настроения брось. То, что они такие героические меня и тревожит. Больно смелые и разговаривают диковинно, и форма невиданная, а оружие хоть в наркомат обороны неси. И не убили ещё ни одного.
- Ну, это они при нас не убили никого. Танки-то, небось, брали и часовых порезали.
- Уже не изменишь. Проверка дело нехитрое.
- Как бы они нас с тобой в оборот не взяли.
- Я-то тут причём? Я комиссар!
- А если окажется, что они беглые беляки? А мы с тобой допустили их к обороне столицы нашего социалистического отечества? А они заговор плетут за нашими спинами, прикрываясь немцами? То нас первых за сотрудничество с ними и расстреляют, прямо здесь, за окопами. Ты, комиссар, подумай сперва, что для нас и для бойцов наших, обороны Москвы важнее то, что эти "сверхсолдаты" нам позицию удержать помогают, и немцам они вред несут, и враги они для фашистов страшные и умелые? Или то, что они непонятно кто, и мы с тобой их помощь уже приняли и не арестовали? Хотя, чтоб их арестовать ещё поизголяться нужно, - комиссар задумался, нервно пересекая маленькое пространство землянки туда-сюда.
- Да не мельтеши ты, комиссар. Если мы из этой заварухи выберемся, тогда и доложим. Вернее - сейчас напишем рапорт. Но отправлять не будем. Число не ставим. А если что, то доклад вот он - готов, просто отправить не успели - война. Давай садись, пиши. У тебя почерк лучше, - творили донесение почти до самого утра, зачёркивали, поправляли, переписывали. Посвящать кого-то в содержание рапорта было смертельно опасно.

3 дня до ТВ.
"Лаптёжники"* появились утром. Заходили, становились в круг и пикировали с воем, не боясь наших истребителей, которых не было, небрежно, аккуратно и точно вываливали свой груз. Позиции пехоты заволокло разрывами бомб, над батареей взлетали ошмётки мёрзлой земли и куски от деревьев, которыми маскировали орудия. Трофейные танки лётчики бомбёров уничтожили одними из первых. Затем, ударили миномёты. За грохотом взрывов подтянулись немецкие панцеры. И когда выжившая пехота и артиллеристы начали высовываться и стряхивать с себя кусочки смёрзшегося грунта и снег, то по предполью катила танковая цепь, за которой двигались полугусеничные бронетранспортёры набитые немецкими гренадёрами в крысиных шинелях. Наша пехота в окопах была обречена. Некоторые побежали. Их тут же расстреляли в спину, щедрые пулемётные очереди из десяти немецких танков. Больше танков тут никак развернуть было невозможно. Люди в траншеях поняли: вперёд - смерть, назад - позорная смерть. Выбирать между двумя смертями было просто. Красноармейцы не матерились, силы экономили, молча целились, стреляли, заряжали, сбивая руки в рывках затворов, меняли обоймы. И падали умирая на дно окопа убитые пулями и осколками. Танки победно добрались до изгибов обороны и начали давить оставшихся в живых защитников рубежа гусеницами, закапывая их живьём в землю. Крики умирающих перекрывались грохотом пулемётных очередей из танковых башен и бронетранспортёров. Немцы даже не вышли из них, уничтожая нашу пехоту поверх бронированных бортов.
Выстрел восьмидесяти пяти миллиметрового зенитного орудия прошил T-III насквозь вместе с двигателем, разорвал заряжающего и командира. Оглушил механика с радистом и пулемётчиком. Танкисты в чёрных комбезах, как вороны вывалились на белый снег из люков. Кантуженый, командир бывшей зенитной батареи смотрел в бинокль из-под бинтов на голове, наспех накрученных после бомбёжки. Семёнов подносил снаряды, Ахмед заряжал, сержант Мазков, раненный в ногу, сидел на месте наводчика. Контуженный Гамузенко, стукая зубами в пулемётной дроби последних, подтаскивал уцелевшие ящики со снарядами, раскиданные по всей батарее. У второго орудия копошились ещё пятеро артиллеристов во главе с комиссаром и наводили через ствол, на глаз по танкам, наматывающим на гусеницы снег и людей, прицел орудия разворотило осколками.
Больше на батарее никого в живых не осталось. Второй снаряд, выпушенный орудием комиссара, попал в центр вражеского броневика набитого пехотой и размазал содержимое открытой машины по снегу кровавыми брызгами, кусками металла и обмундирования. Комиссар не говорил, он командовал. Немецкие танки и пехота остановились, а затем перестроились. Танки начали двигаться зигзагами и стрелять с коротких остановок, не давая артиллеристам возможности прицелиться. Они охватывали возвышенность справа, имитируя наступление в центре, норовя зайти с тыла, попасть в мёртвую зону, ворваться на батарею и раздавить огрызающихся "иванов" немецким однунгом и крупповской сталью. Гренадёры спешились, развернулись в цепь. И атаковали сопку в лоб, но вязли в снегу, валившем почти целую неделю. Орудийным расчётам в этой круговерти боя удалось подбить ещё три танка. Но разрывы снарядов танковых пушек нащупывали два орудия с безжалостностью и педантичностью машины. Шесть танков и два орудия. Темп стрельбы стал угасать. Немецкие танкисты в головном танке почуяли слабину и попытались на скорости прорваться по дороге, на прямую к позициям. Бронированная черепаха неожиданно распухла огнём и разорвалась на кусочки огненным шаром. Башня улетела метров на пятьдесят отброшенная чудовищным разрывом. Тишина после гибели танка нарушалась только шелестом и стуком падающих в снег остатков. Оглушённая пехота ткнулась в снег и боялась высунуть оттуда нос. Второй разрыв потряс атакующих, подняв в небо второе чудо тяжёлой промышленности Германии, которое пыталось обойти батарею слева. Эти потери немцев переломили исход боя. Три оставшихся машины начали отступать, огрызаясь выстрелами пушек и очередями пулемётов. И Мазков не упустил момента, упредил движение железной "бандуры" своим выстрелом. Башня, сбитая снарядом пушки, зарылась в снег, а обезглавленный танк затих, чадя на белом фоне, как испускающий дух иноземный уродец. Уцелевшая техника развернулась и драпанула, оставляя два взвода своей пехоты, увязшие в снегу, на растерзание осколочно-фугасных снарядов батареи. Гуманность исчезла с поля боя давно, и единицы из тех гренадёров, что смогли вырваться со склона, достались тем красноармейцам, кто случайно выжил в месиве гитлеровской атаки у подножия сопки и затаились или лежали без памяти присыпанные землёй и грязным дымящимся кровью снегом. Трёхгранные штыки с хрустом входили в серые шинели и белые накидки фашистских солдат, рукопашная схватка никогда не была тем видом, в котором немцы могли похвастаться своими победами.
- Ты что туда добавил, Химик?
- Стандартная мина с восемью шашками ВВ*, - пожал плечами Химик, наслаждаясь видом огромной воронки и отсутствием двух вражеских танков на подступах,- Может, поможем? Товарищ капитан?
- Я те помогу! Вон - Писатель нас всех сразу в трибунал отдаст по прибытии.
- А этих, - зло показал на поле с растерзанной обороной Химик, - уже и трибунал не спасёт.
- Ты лучше ориентиры смотри внимательно, чтоб следующий подарочек также активировать.
- Есть! - коротко ответил подчинённый и приложил свой бинокль к глазам.
Немцы отступили. Пехота была обескуражена происшедшим. Впереди явственно находилось минное поле русских прикрывающее батарею. Чем-то другим происшедшие взрывы объяснить было невозможно. Оставшиеся в живых красноармейцы, потянулась на сопку к артиллеристам. Легкораненные волокли тяжело раненных сослуживцев. Разозлённые неудачей немцы ударили по отходящим солдатам из миномётов, добивая на подходе к возвышенности. Прорваться сквозь миномётные разрывы сумели единицы. Но эти из этих солдат, каждый, стоил десяти погибших. Окапывались, отволакивали сторону убитых, собирали оружие и боеприпасы. Некоторые разглядывали захваченные у немцев шмайссеры и снятые ранее с танков "МГ-З4*". Перевязывали раненных. Батарея и пехота на ней готовились дать свой последний бой.
- Командир! Их же сейчас там в хлам! Всех!
- Отставить прапорщик!
- Да пошёл ты нах Писатель, со своими советами! Пиши молча - не к тебе вопрос.
- Замок нельзя, да пойми ты - нельзя нам вмешиваться! Не наша это война!
- А им, этим гансам вшивым, вмешиваться к нам, вот так, можно значит? А там, в Чечне, война чья? И с кем, командир? Хусним, я один пойду, ты только не мешай. У меня дед там где-то лежит, даже могилы нет, без вести пропал. А я тут, в этой меховой тулупе, ботинках, здоровый, умелый, живой, увешанный пушками, вот на это всё смотреть должен, как сторонний наблюдатель? Да пропади она пропадом эта задача с машиной времени. Ты глянь! Они ж миномётами раненных, как в тире. А этих убогих бойцов гусеницами - зачем? Они же в удовольствие своё их давили внизу, могли живыми в плен взять. Игрались, суки германские, - Поляк только хотел открыть рот, Писарь зло переваривал услышанное, когда Химик вставил своё слово в просьбе, которой очень трудно стало отказывать в сложившейся кутерме.
- А можно и я с ним пойду командир? Я детдомовский, - как последний аргумент выдал сапер, а Эскулап кивнул соглашаясь с напарником.
Бойцы напряжённо вслушивались в переговоры по "Араксу", командир медлил с ответом недолго. На то он и командир.
- Что тут происходит? - угрюмо рявкнул Писарь, напоминая о себе, задаче и долге.
- Ничего капитан. Мнениями обмениваемся, - ответил за всех Поляк.
- А не слишком ли мнения разные?
- На то и в тылу врага, чтоб мысли каждого учесть, вдруг я или ты, чего не заметили? - возразил группник, - На то и дискуссия.
- А если нас всех там немцы передавят?
- Подавятся.
- А если не подавятся, то кто информацию донесёт?
- Вот ты и донесёшь. Сиди тут с рацией. А мы на горку сходим к артиллеристам.
- Я доложу о Вашем поведении командованию, - бесстрастно как автомат сказал Писарь, угрожая самим тоном. Поляк улыбнулся, не размыкая губ, покивал головой.
- Вы, сначала доберитесь до командования, товарищ капитан, Костя Иванов, а потом доложите. Всё. Четверо здесь. Капитан, связь, ты и ты. Никуда не дёргаться. Задача - капитан. Живой и здоровый. Понятно? Выполнять
- Есть, - дважды прозвучало в ответ.

Зализывая раны, после боя обе стороны не заметили, как начало смеркаться. Немцы попытались обойти позицию батареи, но огонь четырёх ПКМ* разведчиков и двух снайперских винтовок, заставил залечь пехоту. Точные выстрелы из двух агленей остановили продвижение поддерживающих пехоту танков. Статус-кво до утра был восстановлен. Грязные и рваные маскхалаты спецов на высотке, куда они пришли, выглядели, как фраки лордов на приёме у варваров среди тех, кто пережил немецкие атаки и сосредоточился здесь. Возле оставшихся целыми орудий. Комбат и старшина спешно пытались заменить прицел на разбитой пушке, расчетом которой руководил политбоёц. Комиссар встретил пришедшую пятёрку, в почти белых балахонах, стволом трофейного "шмайссера". Ничего не сказал, просто передёрнул затвор слева от ствольной коробки этой же рукой. И уставился недобро на чистенькие фигуры гостей. Услышали лязг и начали оборачиваться остальные бойцы. В руках появились винтовки, автоматы и даже два "МГ-34" с висящими лентами. Люди недобро смотрели на тех, кто, судя по внешнему виду, участия в бое не принимал, а выглядел здесь как пощёчина и оскорбление их самоотверженности и принесённой внизу, у подножия, жертве.
- Что пришли? Чистенькие! Разведчики хунивы! А где вы во время боя были? Отлёживались в лесочке, за нашими спинами? Ждали, когда немцы прорвутся? Наб-лю-да-те-ли, - как выругался, произнёс последнее слово раненый политработник. Звезда на рукаве шинели еле просматривалась унавоженная копотью, грязью боя и стёртая в верчении на земле и снегу.
- Остынь комиссар. Что ты на своих, чуть что, оружие наставить норовишь? А это не вы ли моих бойцов к порядку приучали? - из-за солдатских спин пробился комбатареи с потрескавшимися губами и перемазанный собственной и чужой кровью, - танки с фланга тоже ваших рук дело? - Поляк кивнул. Комиссар опустил короткий ствол "шмайссера", но не снял руку с пистолетной рукоятки. Солдаты не расходились.
- Он шайтан, он мне допрос делаль. Стрелять его нада. Уйдёт - шустрый сволич! - Ахмед Джораев выскочил, как чёрт из табакерки. Рваный, дямящийся, перемазанный, но живой и гордый.
- Слышь, командир у нас тут мысль есть, как тебе гансов своими силами, ещё на сутки застопорить, - и
Поляк кивнул в сторону, откуда пришли немецкие панцеры.
- А может вас всех, за позицию и как дезертиров - расстрелять? - угрюмо спросил комиссар и оскалился.
- Погоди комиссар. Что предлагаешь. Как тебя там? - протянул руку главный на батарее.
- Поляк. Капитан Поляк.
- Ясно, комбатареи майор Егоров Пётр Семёнович. Комиссар Сажнев Владимир Геннадьевич, - комиссар хмыкнул, но руку не протянул
- Будем знакомы.
- Гляди комбат, - прямо тут и расстелил свою карту на снегу Поляк на вершине высотки. Вот тут я мины поставлю ночью. И на фланге тоже. Они тебя не обойдут. Тут ты их в лоб остановишь своими пушками.
- А пехота?
- Надо ночью сползать на место боя и снять оттуда все пулёмёты с разбитых танков, собрать патроны и боеприпасы. Твои орудия отсюда убрать ниже или в сторону леса. На место орудий, но с другой стороны холма сбей из лесин макеты. Утром авиация их и раздолбает, а пушки целые будут. Атакующие подумают, что от вас только лафеты остались, да сошки, вот тут ты их мнение и опровергнешь. А мы тебе с фланга поможем Пётр Семёнович, ты только держись и зря под пулю шапку не подставляй. Мои орлы вам сейчас три фрицевских пулемёта принесут и патроны к ним. А мы ночью к фашистам сходим и фейерверк устроим. Лады? - разведчики ушли, оставили после себя три исправных немецких пулемёта и почти по тысяче патронов к каждому в лентах. Царский подарок.
- А что соседи? - как выстрелил в спину вопрос артиллериста.
- Херово с соседями майор, но ночью - узнаю точно.

2 дня до Первой Точки Возврата.
Разведчики своё обещание выполнили. Местность заминировали. Соседей прощупали. Немцам спать ночью не дали. Зарево, возникшее вместе со взрывами ночью, в направлении деревни не утихало до самого утра. Трассеры чиркали небо спорадическими строчками пулемётов. Вымотанные ночной диверсией немцы в атаку не пошли. Поляк с группой принёс одного своего парня на носилках. Автоматная очередь, выпущенная в упор, сделала из груди бойца сплошной синяк, так и не пробив бронежилет. Он дышал с хрипом, трудно вдыхая и выдыхая воздух. Внештатный сапёр по прозвищу Зёма не успел среагировать на затаившегося в страхе фашиста и теперь лежал и покачивался на носилках в руках остальных.
Разведчики отсыпались весь день. Благо, их стараниями удалось выиграть целые сутки. В отместку, гитлеровские лётчики развалили деревянные орудия на позиции в труху, чем вызвали бурный хохот и язвительные шуточки у артиллеристов и пехоты. Деревянные орудия восстановили в течение часа и сделали вдвое больше, установив так, чтоб их было видно издалека на фоне сверкающего снега. Удалось отремонтировать, собрав из двух разбитых, ещё одну пушку. Утром подошло подкрепление в составе стрелковой роты. Стало веселее. Полевая кухня привезла горячий обед. Долю разведчикам отнесли, особо проследил за этим комиссар. С тыловикам передали донесение в штаб, упомянув вскользь о помощи разведгруппы фронта. И представления к наградам на всех, кто выжил в день первой атаки на батарею и на тех, кто остался в траншее у подножия навсегда. Хоронили своих. Немцы видно тоже готовились. Гул стоял всю ночь, обтекая позиции со всех сторон. Казалось, и в небе подлетают к невидимому рубежу атаки танки с крестами на башнях. Самое интересное, что вечером примчался кавалерийский отряд во главе с дивизионным комиссаром и его охраной. Он, как ни странно, привёз награды отличившимся в бою. Построенные люди светились грустью и надеждой. Пусть так, но Родина их подвиг не забыла. Награждали быстро. Выслушивали "Служу Советскому Союзу!" и вызывали следующего. Ахмеду Джораеву вручили медаль "За отвагу!", горец светился счастьем, как алмаз в чёрной толще кимберлита. Самое смешное и печальное было в том, что все награждённые получили маленькую и хлипкую книжечку - удостоверение к медали или ордену. И эта книжечка стала у рядовых единственным документом, подтверждающим их личность. Дивизионный комиссар сказал короткую речь, запретил отступать, обозвал всех героями и ускакал в тыл, как он пояснил, для награждения других подразделений. А разведчики спали под прикрытием однополчан из другого времени, сладко и выстрадано. Писарь строчил донесения в свою тетрадь. Остальные и связист бдели по очереди, охраняя сон отдыхающих членов группы. Ухаживали за раненным.

Крайний день то ТВ.
- Ну, мужики, по местам, завтра чтоб все были живы. Если повезёт, то утром все будем дома, - напутствовал Замка Поляк и уводил свою часть людей на левый фланг обороны. Замок отвечал за правый. Писаря загнали в чащу ещё ночью, в место с прекрасным обзором, но абсолютно безопасное, относительно предстоящего боя.
Немцы также не теряли времени даром. С рассветом на деревянные пушки посыпались бомбы. Рама висела в недосягаемой высоте и корректировала огонь артиллерии. После минометного обстрела заурчали танковые движки. Немцы выдвинулись на дистанцию прямого выстрела. Батарейцы выдержали и открыли огонь с близкой дистанции, выбив три наступающих танка из общего строя. Но своими выстрелами выдали своё расположение. Юнкерсы прилетели снова. Артиллерийский удар завершил разгром центра русской обороны. Стрелки, пришедшие подкреплением, были выбиты на две трети личного состава. Солдаты вжимались в землю. Не обращали внимания на единицы бегущих назад трусов. Готовились. Ждали. Танки шли в две волны. Но, ни первая, ни вторая не прошли на окопы стрелков. Четыре танка раскололись на минном поле, а пятый перевернулся башней в землю и загорелся сам от вылившегося бензина и искр рикошета пуль трехлинеек защитников. Выживших танкистов давили выстрелами так, как давят тапочками вредных насекомых, вшей и других паразитов. Разведчики отбились "агленями"* от танкового охвата и положили мёрзнуть в снег пехоту на флангах, методично отстреливая хорошо видимых на снегу фашистов одиночными выстрелами. Но против самолётов они ничего сделать не могли. Очередной налёт и миномёты практически вывели из строя всех в центре и существенно потрепали разведчиков, у которых начали заканчиваться боеприпасы. Если бы не вечер, то удержать позиции не удалось бы никому. Да и удерживать их было уже некому. Высотка и фланги к ней смотрелись сверху, как растерзанная и изнасилованная красота укрытой снегом русской земли.
- Замок, живой кто есть?
- Никого командир.
- Ищите. Не могли же все тут полечь на батарее?
- Есть командир, один дышит!
- Где?
- Здесь. Идите на силуэт пушки, - у остова зенитного орудия лежал Ахмед Джораев, а рядом с ним снаряд, выпавший из его ослабевших рук.
- Куда?
- В живот, плечо и ногу. Промедол вкололи. Ему уже легче. Потеря крови. Не донесём.
- К о м а н д и р?
- Что, Ахмед, снова прикидываешься? Опять тебя, джигит, в плен брать надо? - шинель на Ахмеде пропитана кровью, кадык с трудом ходит, выпирая кожу на горле. Химик отрицательно качает головой и отворачивается.
- Снарад уронил, надо поднэсти... танки...Семёнова убыли, Гамузенка разорвало, нэкому снаряд подать...Помоги командыр, снаряд надо, - бредил солдат порываясь найти свою ношу.
- Мало тебе танков Джораев, самолёт небось сбить хотел? Ну, ничего мы тебя сейчас в госпиталь, - Поляк присел на колено. Горящие глаза горца смотрели сурово и серьёзно. Химик отвернулся. Слеза сама по себе скатилась из уголков обеих глаз.
- Коамаандыр!
- Тут я Ахмед! Не шуми - силы береги.
- Ты - воин! Дай сказать - не перебивай - больно мне. Ты говорил, что бывал в наших краях? Так?
- Так, - разведчики переглянулись. В его краях они были не туристами и гостями.
- Ты сможешь. Ты сильный. Ты дойдёшь. Не откажи - умираю я тут. Не на своей земле, вдали от неё, - захрипел на вдохе чеченец, - Сын у меня там остался в родных горах - Арсен, передай ему письмо и медаль с книжкой.
- Да ты что Ахмед? Сам передашь? Вон уже и носилки ребята делают.
- Хорошо, если умру - дай слово мужчины, что исполнишь мою просьбу?
- Конечно Ахмед, да зачем слово - то давать? Сам передашь,- Ахмед захрипел, плюнул кровью. По телу прошла судорога. Неимоверным усилием воли солдат задавил боль. Потянулся за отворот рваной и грязной шинели набухшей красной влагой и вытащил медаль и книжку залитые кровью из его ран.
- И письмо, передай сыну письмо капитан. В кармане, в гимнастёрке возьми. Не могу пуговицу расстэгнуть.
- Передам Ахмед, слово - офицера! - Ахмед умер, страшно выгнувшись дугой перед смертью, а не страшно только в кино умирают. Поляк закрыл глаза солдата и вытащил письмо в красных разводах из кармана гимнастёрки. Отпустил красноармеец их своей смертью домой.
- Больше никто не выжил командир.
- Как?
- Всех командир, земля им пухом.
- Ладно, наши потери. В смысле потери группы, - поправил сам себя Поляк, осматривая поле боя.
- Тяжёлых нет, легкораненых десять. Все перевязаны, - ответил усталый Химик.
- Боеприпасы, Замок?
- Десять "агленей"*, три "шмеля" на НЗ* для Химика. Два БК* на всё, что есть.
- Уходим к Писарю.
- А как же наши, командир? - кивнул замок на перекрученную вместе с останками защитников землю.
- Замок, мы сделали всё что смогли - уходим, - в ответ запищал "Аракс*".
- Я Писарь - на приёме, приём.
- Поляк на приёме.
- Уходить нельзя.
- Почему?
- Мы должны быть утром в точке, где вывалились. Все.
- Замок, где мы вывалились?
- Мля! Я и забыл! Там, - и Замок ткнул рукой на подножие высотки, над которым дымились руины укреплений уничтоженной позиции батареи.

Нулевой срок до ТВ.
Немцы не давали покоя до четырёх утра, периодически простреливая местность. Спрятались за разбитыми танками. Артподготовка началась в пять утра. В темноте по пристрелянным ориентирам. Был у немчуры такой вжик, днём целились и ставили метки, а потом в темноте наводили по отметкам и стреляли. Миномётные разрывы добавили ранений всем, когда Смычок знакомо "чикнул".
- Что?
- Оно.
- Что оно?
- Не знаю командир.
Разрывы очередного залпа слились в чмокающий счёлк в наушниках "Аракса" и тёмная масса проглотила отряд вместе с вооружением и оставшимися на руках боеприпасами...


Группа прокувыркалась по снежному склону и едва не скатилась под мостик, у которого должна была устроить засаду. Бандиты давно ушли в соседнюю Грузию. Вокруг лежал снег, щедро усыпавший склоны и заваливший тропы и проходы. Небо медленно очищалось от туч и в полдень выглянуло солнце.
Собирались медленно. Многие хромали. Все кроме Писаря оказались раненными. В связь войти не удалось, хотя батарея рации работала исправно. Горы экранировали сигнал. Требовалось подняться выше и вызвать помощь. Самых крепких и опытных поставили в головняк колонны, пробивать тропу. Из ущелья выбирались почти весь световой день. К чести Поляка и Писаря - оба по очереди, наравне со всеми, впрягались в носилки с Зёмой на них. Правда, после первого раза Поляка к носилкам не пустил Замок.
- Не "царское" это дело, командир. Ты нам в другой ипостаси нужен, - коротко пояснил он. И сам, вне очереди, взялся за импровизированные деревянные ручки, соединившие две плащпалатки. Зёма бредил, но был жив. Казалось, что подъёму не будет конца. Раны, полученные в бою, нестерпно ныли при каждом шаге разведчиков. Но если не я себе, то кто мне? Наконец радист выдохнул, останавливая своим возгласом всех в бредущей цепочке. Только возглас был более похож на хрип загнанной лошади.
- Связь, командир, - и сел на разрыхленный снег. Поляк не мог бежать. Шёл рывками, то и дело теряя при этом равновесие и заваливаясь в сугроб слева или справа. Бойцы просто легли кто-куда в сторону от центра "тропки" пробитой первыми в сугробе. Давали командиру дорогу.
Связаться с Центром Боевого Управления в штабе группировки смогли. Только там никак не могли понять, кто с ними пытается выйти на связь и требует экстренной эвакуации. Их давно объявили без вести пропавшими и даже прекратили поисковые мероприятия, посчитав погибшими. Позывные позабылись. А когда поняли, то оказалось, что всё это время, пока их не было, ветер и снег буквально рвали небо, не давая вертолётам и наземным отрядам организовать осмотр местности, где пропала группа. Пришлось искать пригодную площадку. А для этого лезть на гребень водораздела. Обмороженных разведчиков осторожно втаскивали внутрь вертолёта. Винтокрылый труженик взлетел с вершины и приземлился напротив входа в полевой госпиталь. На пятнадцать человек набралось пятьдесят три ранения. Осколки, вытащенные из конечностей, плеч, и спин, выпавшие из одежды никого не удивляли. Всех удивляло другое - молчание солдат и офицеров. Две недели отлёживались и лечились бойцы.
Писарь исчез сразу, как только стало ясно, что ему-то помощь врачей совершенно не нужна. "Костя Иванов" получил орден за свой труд на благо процветания Родины. Зёму вылечили, но комиссовали. Командир отказался сдать в ОО* медаль и письмо чеченца, полученные им "под Москвой", объясняя это тем, что потерялись при тяжёлом выходе из ущелья. Поляка - понизили в звании на одну ступень за нарушение инструкций и самоуправство. Бывший капитан взял отпуск, выбил себе деньги за боевые, отпускные и прошлые. И исчез в неизвестном направлении для отдыха. Благо отпуск ему выписали почти в два месяца сроком. Однако отметка Военной Комендатуры в графе прибытия и убытия оказалась одна и таже - Чеченская Республика. Узнав об такой несправедливой оценке действий Поляка его Замок попытался достучаться до руководства - бесполезно. Выслушав угрозы в свой адрес от столоначальников он плюнул прямо под ноги очередному из них, на пол штабного кабинета и написал рапорт об увольнении из Вооружённых Сил. Уволился и по слухам подался на службу во французский иностранный легион, где его приняли с радостью. Тем более, что вместе с ним на призывной пункт во французском городе Обань явились Химик и Смычок. Ни у одного из них в паспорте не оказалось отметки о переходе восьми европейских пограничных рубежей. Остальные тоже не остались служить в воюющей республике. Но перед тем как оказаться в дальнем зарубежье или где-то ещё они нашли, то место, где держали оборону осенью 1941 года. Притащили мешки с цементом, завезли песок, арматуру, щебень. Подрядили местного сварщика и тракториста на стареньком экскаваторе "Беларусь". Надпись на маленьком, но крепко стоящем в земле обелиске гласит: "Здесь, осенью 1941 года погибли, но не пропустили врага к городу-герою Москве, семьсот тридцать семь бойцов и командиров РККА*. Вечная слава и память героям, павшим за честь, свободу и независимость нашей Родины". И семьсот тридцать семь солдатских звёздочек, намертво вваренных в нержавеющую сталь нанятым в Муховичах сварщиком совершенно непонятным способом. Он был очень рад подвернувшемуся приработку. И сделал работу добросовестно. А когда "обмыли" и выпили за помин душ, то деньги брать не хотел. Сунули силой, пригрозили и отправили на попутке домой, к семье. Перед этим закрыли оградку. Перекрестились и разъехались. Отдельно, внизу надписи, выписаны фамилии и имена тех, кого они смогли вспомнить после этого рейда. Набралось не много - не более трёх десятков. Напротив остальных, коротко, строго и печально: "Неизвестный солдат".

РГК*- Резерв Главного Командования - противотанковые батареи РГК затыкали дыры при прорыве первой линии обороны танковыми соединениями вермахта.
РККА* - Рабоче Крестьянская Красная Армия
ОО* - особый отдел - военная котрразведка
БК* - боекомплект боеприпасов на вид вооружения.
"Шмель" - термобарический реактивный пехотный огнемёт РПО-М.
НЗ* - неприкосновенный запас.
Аглень* - РПГ-26 (индекс ГРАУ - 7П27) - советская реактивная противотанковая граната.
Аракс* - станция ситемы внутригрупповой связи.
ПКМ* - пулемет Калашникова модернизированный.
ВВ* - взрывчатое вещество.
МГ-34 - немецкий единый пулемёт.
Лаптёжник* - Ю-87 - пикирующий бомбардировщик Люфтваффе.
T-III*- основной немецкий боевой танк первого периода войны.
Гюрза* - пистолет.
ДСП - для служебного пользования - гриф секретности
СВД - снайперская винтовка Драгунова.
"ВАЛ" - автоматическая бесшумная снайперская винтовка калибр - 9мм. Вес пули - 16 грамм.
ИПТАП* - истребительный противотанковый артполк.
Замок* - Заместитель командира взвода - военный сленг.
Старлея* - старшего лейтенанта.
"девятку"* - патроны СП5 и СП6 калибра 9мм для бесшумного снайперского автомата "Вал".
ППД* - пункт постоянной дислокации.
ПВД* - пункт временной дислокации.
РЧС* - раствор чистки ствола.
"гусеницей"* - особый порядок передвижения РазведывательноДиверсионнойГгруппы по открытой местности, обеспечивающий минимальные потери в случае внезапного боестолкновения с противником или подрыве на минном поле.
"боевой тройкой" - тактическая единица РДГ, как правило состоит из старшего разведчика и двоих подчиненных бойцов.

[Ushan]

Спасибо за рассказ.

Сообщение от mikimi

Выслушивали "Служу Советскому Союзу!" и вызывали следующего.

Есть различные мнения, когда появилась фраза "Служу Советскому Союзу" при награждении. Одни считают, что

Данное приветствие было введено Уставом Внутренней Службы РККА (приказ № 260 от 21 декабря 1937 г.) Статья 31 Устава: "Если начальник благодарит - воинская часть или отдельные военнослужащие отвечают: «Служим (служу) Советскому Союзу".

Другие же, что

До 23 февраля 1943 года в Красной Армии при награждениях и вынесениях благодарностей было заведено отвечать" Служу трудовому народу! ". А с 23 февраля 1943 года (по приказу №25 от 15 января 1943 года) стали говорить" Служу Советскому Союзу! "

[mikimi]

Правильно и в первоначальной версии так и было "Служу трудовому народу!" Но, так как приказ был, и его всё таки начали исполнять существовало время перехода, когда отвечали и так и так. Мне медаль давали-вручали - я ляпнул "Служу Советскому Союзу!" - привык, а союза уж лет пять как не было. Никто не обиделся. Генерал руку пожал и всё путём. Так и тогда -переходный период. Но умники достают и суют этот приказ - шоб не умничали - изменил на: "Служу Советскому Союзу!". Граница устоя стереотипов зыбка, неуловима и не очерчена как на карте и это хорошо.

[Юрий Владимирович]

Миша дорогой, с освобождением! Рад видеть Вас вновь.

[mikimi]

Взаимно, Юрий Владимирович.

Да пошли они со своим мертворожденными атаманами в собственную эпоху! Времени жалко.

[Petrovich-svp]

mikimi, Приветствую Михаил!
Рад возвращению в строй!
Спасибо за новое произведение!

[ВИТАЛИЙ Б]

mikimi, большое спасибо!

[Petrovich-svp]

Сообщение от mikimi

Правильно и в первоначальной версии так и было "Служу трудовому народу!"

Все верно Михаил написал.
Точно так было и в то время,
после развала союза ...
Все продолжалось как и во
время союза, но после 1995
года все стало меняться ...

[tugur]

Сообщение от Petrovich-svp

Все верно Михаил написал.
Точно так было и в то время,
после развала союза ...
Все продолжалось как и во
время союза, но после 1995
года все стало меняться ...

Она всегда есть.Точька. Счастье невозврата.

[Petrovich-svp]

Сообщение от tugur

Счастье невозврата.

Но жизнь то продолжается ...