О Границе и не только...

[Александр Иван. Кузнецов]

Некоторые из моих работ на страницах этой рубрики появлялись. "Поэт" не даст соврать.Но познакомившись с творчеством других пограничников, решил для своих работ тоже создать отдельную тему, чтобы не теряться в общей массе. Не взыщите, не профессиональный литератор. Но иногда зуд к сочинительству проявляется и унять невозможно. А вот в с читателями проблемка. Так что у кого есть желание, я только рад буду.

Александр Иван. Кузнецов добавил(а) 05.09.2012 в 15:34
Жизнь пролетает с ускореньем…
Лишь в детстве медленно ползя,
Оно, затем, со вдохновеньем
Мелькает, в месяцах скользя.

Вчера ты был ещё младенцем
И всё гулил под мамин смех,
А ныне старым иждивенцем,
Кто молод, ты и зол на тех.

То ль юных лет шальных ошибок
Тебе аукнулось теперь,
То ль пониманье, что мир зыбок,
А в прошлое закрыта дверь.

И всё – конец мужским забавам:
Ты стал не нужен никому.
И, может, в Божьей каре правой
Себе, противен, самому.

Вот так в конце, у крайней точки,
Едва успевши осознать,
Ты понял вдруг, кто рвёт цветочки
Плодов не сможет уж собрать…

Что лишь вспахав, но не посеяв,
И всех забот не проявив,
Не сетуй на иных злодеев,
Когда ты сам из таковых.

18 августа 2009 г




Александр Иван. Кузнецов добавил(а) 05.09.2012 в 15:38
Дотянись до неба,
Тронь рукой звезду,
И кусочком хлеба
Помани судьбу.
Подивись удаче,
Коль она придёт.
Не спеши, иначе,
Жизнь за миг пройдёт.
Будут, пусть, ошибки-
Прелесть в них своя.
У волшебной рыбки
Доля не твоя.
Ни к чему печали,
Да и смех – не вред!
Жизнь всегда в финале
Свой оставит след.

9 сентября 2009 г.



Александр Иван. Кузнецов добавил(а) 05.09.2012 в 15:47
СЛОВО ОБ ОСНОВАТЕЛЯХ ЗЕМЛИ ПЕНЗЕНСКОЙ.
Героям дней давно былых,
Великих, или же малых,
Я посвящаю эти строки...
В них — наши древние истоки!
В них доблесть пензенской земли,
Когда б они и не жили.
Им слава вечная, друзья!
О них забыть — никак нельзя!

Представьте:
Лес кругом, да степи.
Погожий день
И месяц—май.
В места диковинные эти,
Бывало, хаживал Мамай.
Здесь добывалась вся пушнина
В лесах посурских, из сосны.
Жила и прочая дичина,
На что и зарились ханы.
Отсюда шла вся чернобурка
По древним тропам для торгов.
И где-то: может быть у тюрков,
О ней шептались у. костров...
Здесь было княжество буртасов,
Вдали от ширь - реки Итиль.
И Тамерлан, для тьмы запасы,
Ходил сюда топтать ковыль.
И пыль до неба поднималась
Из под копыт степных коней,
И ночь в полнеба озарялась
Ордынским скопищем огней.
Кочевный люд любил набеги
В посурский край сей совершать.
Хотя в те годы печенеги
Уж знали слово руссов — рать!
Сюда желал тянуть ручища
Иной казанский знатный хан,
И собирались вновь полчища
Тачать кривой свой ятаган.
Чтоб Русь хранить
От злых набегов.
Возникла надобность границ.
Прорубка во лесах засек...
И люд царю клонился ниц!
Да! Были Грозным указанья,
В восточно-южный край Руси,
Для выполнения заданья,
Дозорным службу там нести...
Они с коней-то не слезали,
Неся нелегкий свой дозор.
Но на деревья залезали,
Чтоб был виднее с них обзор.
Летит ли птица,
Зверь - ли рыщет.
Все страж должен был примечать;
Иначе враг его разыщет,
А царь того не будет знать!

С тех южных мест,
С «дикого поля»,
Ордынцев шли сюда войска,
Чтоб брать урусов во неволю:
Дитё, жену - ли, мужика...
Попутно грабили селенья,
А все что не нужно, тут же жгли!
Имелось ханское веленье:
Чтоб русичи здесь не жили.
Потом обратно шли до стана
В степной Хазарский каганат.
Где из «чеканов Нуриджана»
Свой украшали, там, наряд…

Царей Руси набеги с юга
Не раз сводили до испуга:
Ведь вся засечная черта,
Как ни крути. Выла не та!

Не страшны ордынцам рвы
И земляные все валы.
А пять мещерских сторожей
Ничто! Коль нету крепостей.
Пожары полыхали часто.
И царь решил сурово: «Баста!»
Нам нужно степняков побить
И Русь потомкам сохранить!»
В от потому царь дал указ,
Чтоб строить крепость напоказ:
Для устрашения врага…
Чтоб в Русь не шла его нога.
Вот так,
В весенний месяц май,
Три с лишним века уж считай,
На левый берег Пензы — речки.
Да на возвышенном местечке,
Был строен временный острог,
Он позже назван был — черкасским,
А труд людской не стал напрасным;
Они леса пошли валить,
Чтоб крепость ставить!
Чтобы— жить!

Котранский Юрий
Здесь всем правил…
Из крепких бревен крепость ставил,
А с ним служивый люд— сто шпаг...
Трудились вместе, как-никак!
Когда ж листва озолотилась
И наземь осень опустилась,
Та крепость строена была.
И, между прочим, не мала!
Там вдоль периметра шел ров:
Укреп надежный от врагов.
Сама же крепость —
В сотни сажен!
Плюс — для надзора восемь башен,
Где день и ночь служивый люд
Нёс свой нелегкий ратный труд.
Следили за дикою степью,
Дивясь округ великолепью,
Чтоб не подкрались где с зари
Сюда ордою— дикари!
Из главных врат.
Чрез ров большой,
Вел крепкий мост перекидной.
Здесь караульный дом стоял,
И каждый вольник службу знал.
Коль что не так—
В колодный дом!
Пускай пытают кто потом:
Что за нездешний, и откуда?
Не от ордынцев — ли Иуда?
Лишь на день
Врата открывались,
И в них дозоры пропускались,
Да приходящие мордва,
Что были здешними всегда ...
Помимо крепости, постройки:
В одних
Для службы были койки,
В других—
Продукты для запаса,
А в центре — церковь божья,
Спаса,
И приказная же изба:
Подьячего была судьба
Писать в ней всякие приказы,
Да вслух читать, царя, указы...
Конечно ж, летопись вести
О всяких случаях в жисти …
И воеводы крепкий двор
Здесь был, конечно, не декор...
А первым, в Пензе, воеводой:
Слуга царю, отец народный,
Был, сам Лагинов Елисей,
Отцово имя— Протасей!
Он слыл не глупым человеком.
Но со своим покончил веком
Во время разинских бунтов:
Забитый злобой мужиков.
Служивый люд открыл ворота:
Сдав крепость без сраженья, что-то …
Царь всех потом их покарал,
Кто в дики степи не сбежал....
Вот так, история гласит,
Здесь и подьячий был забит …
Да поп Лука, служитель божий!
Видать в народ не вышел рожей ...
Погибли многие тогда!
Такая, вот, была беда!
А Пенза — крепость уцелела.
И пользу принесла для дела:
Ногайцы к стенам подходили-
Их, как положено, здесь били!
Кубанцам нанесли урон,
И не подверглись же в полон
С набегом крымских-то татар,
Да всяких прочих янычар.
Им доставались лишь слободы,
Где люд простой терпел невзгоды:
Сжигались в пепел все посады,
Видать от яростной досады:
Что Пенза— крепость-то стоит
И юга край, Руси, хранит.
Ордынцев пыл немного стоил:
Посурский люд все быстро строил!
Где погорелые дворы -
Стучали снова топоры...

И в память
Этим поселенцам,
Нам стоит всем согнуть коленца,
Да низко спинушку согнуть,
Добром, чтоб всех их, помянуть!
От них—
Все корни родовые!
Они для пензенцев — Святые!
Коль ты из Пензы — вспомни их:
Героев дней давно былых....
20.03.01 г.



Александр Иван. Кузнецов добавил(а) 05.09.2012 в 15:50
«Граница»

Мне снится, до сих пор мне снится:
Как память дней ушедших навсегда,
Мелькнувшей птицей - моя Граница,
Мечты моей, несбывшейся, Судьба…

Я до сих пор влюблён в тебя беспечно.
Влюблён в твои кудряшки – КСП,
В прожектора и вой сирен, конечно,
И каахкинский пограничный КПП.

О службе в КСАПО, ясно, не жалею.
Она одна из главных вех в моей Судьбе.
И лишь одну мечту несбыточно лелею:
Хотя бы раз ещё приблизится к тебе…

Хотя бы раз ещё ступить на плац отряда.
А на седьмой ПЗ пройтись по рубежу…
И в ТЗК взглянуть на тех – из Лютфабада…
Но видно зря свою я память бережу…

Ушли года, как поезд, в бесконечность,
Под свечи бьющих, ввысь, прожекторов.
Другие погранцы, так будет вечно,
Теперь и мой уж охраняют кров.

8 мая 2010 г

[Александр Иван. Кузнецов]

ДЕРЕВЕНСКОЕ КИНО

В «Степном», посёлке,
старый сельский клуб
Давно снесён
бульдозерной навеской.
Но память,
как болящий вечно зуб,
Его хранит,
бывая очень резкой...
Когда тьма ночи
кутала посёлок,
Отец пускал
бензиновый движок,
И запасной фонарь,
проекционный,
с полок,
Он брал и освещал
степной наш, уголок.
И резал свет луча
пустую улицу,
Ночную мглу
сгоняя за дома.
Случайный человек
старался жмуриться,
А средь собак
враз начиналась кутерьма.
Для земляков
то было не видение!
Луч, как рефлекс,
знаком им был давно,
И приходил
посёлок весь
в движение:
Сегодня вечером в ДК
опять кино,
И люд спешил
поближе сесть к экрану,
В карманы семечки
ссыпая загодя.
И мужики здесь
не бывали спьяну:
Сидели чинно
папиросами чадя.
Для многих мест
на лавках не хватало
Они привычно
приносили табурет.
Хоть и самих их
это забавляло,
Но то был вечно
неизменный этикет.
Под лузг подсолнухов
включались в разговоры.
Подвинув ближе,
в том удобный, табурет,
Порой, без злобы,
возникали споры:
То был наш местный
предкиношный худсовет.
Названье фильма
знали из афиши...
А уж артистов знали,
как своих.
На ребятню поцыкивали:
«Тише!»
Хотя шумели
сами за троих.
Вот в аппаратной
заработали КаэНы.
И на экране
вспыхнуло «окно».
В те годы были
неизвестны супермены:
Тогда смотрели
просто доброе кино.
Про «Волга — волгу»
и «Весёлые ребята»,
Где всех героев
почитали за своих.
А мы, мальчишки,
в «Красных дьяволятах»,
Стремились быть
похожими на них.
Мелькали кадры.
все переживали.
И сердцем все
стремились на экран.
Порою реплики
негромкие звучали,
Когда злодей в кино
выхватывал наган.
Бывало в самом
интересном месте.
Случался в плёнке
кадровый разрыв.
Тогда уж в зале
начинали вместе
Серчать на этот злополучный
перерыв.
И кто-то враз
к окошку для просмотра
Спешил,
чтоб посочувствовать отцу.
Все понимали:
нет в том недосмотра,
Но как неловко
было мне, юнцу.
Я, правда, знал —
в каком, отец, почёте:
Из облпроката
грамоты имел.
Хоть не были
они в семье в учёте,
Но, штук с полсотни,
точно их имел...
Но вот и всё:
закончилась картина!
И все степенно
идут по домам.
Лишь для отца
не кончилась рутина:
Подклеить плёнку,
разложить по коробам.
Я вспоминаю это
не случайно.
Хоть и прошло
уже немало лет.
Все ныне фильмы
смотрятся печально:
В них ничего,
для смысла жизни,
Нет!

12.03.01. г

[Александр Иван. Кузнецов]

Поэту

Ты спишь, поэт, в гробу нетленном,
Тому почти уж двести лет.
Но до сих пор не стал забвенным
Твой божий дар ... Конечно, нет!

Забыть - ли разве те же «Мцыри»,
Иль славный текст «Бородино»?
И не водили поводыри
Твоей рукой писать письмо.

Ты сотворил гораздо - б больше,
Коль не трагедия судеб…
Но вряд- ли ты прожил бы дольше
Сейчас, в эпоху Ширпотреб!

Когда кругом «бабло» да шмотки
Так затуманило мозги,
Что хочется, напившись водки,
На год забыться от тоски…

Ты не ужился в прошлом мире.
Тебя – б не приняли сейчас.
Твои стихи умнее. Шире,
Но твой не слышен был бы глас.

Мечтать сегодня не привычно.
Купюрой лучше пошуршать…
В цене сегодня лишь практичность.
Зачем же книги тут читать?

С тобой в дуэли – б не сразились:
Вернее киллера нанять.
И над тобой не прослезились - б.
Им не дано всего понять...

Лежи себе в пустой могиле.
Пусть будет пухом мать—земля.
Твои стихи и ныне в силе:
Читавшим - душу исцелят!

[Alehandro]

[Александр Иван. Кузнецов]

Сообщение от Alehandro

Спасибо за поддержку!

Александр Иван. Кузнецов добавил(а) 08.09.2012 в 00:47
Чтоб жить по достоинству – нужно трудиться.
Под камень лежачий вода не течёт.
И тот, кто свободой считает лениться,
Лишь с возрастом эту ошибку поймёт.

Друзья познаются в беде, это ясно.
Но лучше б она стороною прошла.
Порою поступки друзей всё ж напрасны…
Но лучше – поступок, чем – просто слова!

Конечно, в словах есть своё утешенье.
Но это химерой бывает порой.
Болтун не имеет своих убеждений,
А жизнь подтверждает, что он – не герой!

Хороший болтун просто часть пустозвонов.
Всегда он при власти, но сам – не причём.
Он с лёгкостью вертит статьями Закона,
А сам остаётся всегда при своём…

И опыт ошибок ума не прибавит.
И годы, чтоб что то, хотя бы понять….
Болтун – бюрократ безнаказанно правит,
Да так, что народу его не понять.

Чиновник друзей по себе выбирает.
А каждый начальник – команду льстецов.
Чему удивляться: коль в ногу шагают,
Как шайки шкодливых юнцов…

19 декабря 2000 г

[Александр Иван. Кузнецов]

Пограничные сутки…

На боевой расчёт построена застава
И старшина НЗ привычно рапортует.
И вот задачи: кто на левый фланг, иль правый,
А кто ЧЗ здесь, на заставе, просачкует…

Так каждый вечер в двадцать ноль:- Застава, стройся!
И все из кубриков, свой ускоряя ход...
И тут хоть в землю носом ты заройся,
А на БР идёт очередной развод…

Потом по графику дозоры в ночь уходят.
И этот миг уж на гражданке часто снится.
В котором наш НЗ, как Отче, все уж знают:
Приказываю выступить на охрану гос. границы…

Примерно так. И это уж без шуток.
Да и какие шутки на границе?
Здесь в двадцать ноль берут начало сутки.
Но это всё давно нам только снится….

08 сентября 2012 г.

[Александр Иван. Кузнецов]

О старом Чембаре...

Я расскажу тебе, сынок,
про старый наш Чембар.
Но не про тот, что помню я ,..
хоть я иочень стар..
Мойдед о том повествовал,
ему— его уж дед....
Так что прошло, считаю я,
с того уж— двести лет...
Большой деревней был Чембар,
уездный город мой.
Здесь мужики на кулачках
сшибались меж собой.
Но не по злобе, как сейчас
дикует молодежь,
И не хватались, чуть чего,
за смерть несущий нож.
В мужицких правилах стоял
не писаный закон:
Коль кровь соперника пошла,
считался, он сражен.
Обычай был—по праздным дням
побиться под зачин!
В забаве этой неспроста
крепился дух мужчин…
Вначале билась ребятня!
да парни-простаки.
Потом уж в бой,
сняв кушаки,
вступали мужики.
Народ вокруг стоял, шумел;
диктуя, что и как...
Но лишь кончались всебои,
мириться шли в кабак.
И там смеялись над собой
под стопочку вина:
Подумаешь, синяк стоит:
обычная цена.
Пока отцы шли водку пить,
в прощании с Зимой,
Юнцы, красуясь синевой.
сбивались вновь гурьбой.
Кто пошустрей,
на маслин день,
взбирались по столбам,
Чтоб, благо удали своей,
снять приз— висящий там.
Потом у снежных крепостей
метали в цель снежки,
Да сквозь костры сигали так,
ну, точно рысаки!
А бабы с детками блины
вкушали под медок,
И разговоры всё вели
под праздничный шумок.
Вовсю гремел базарный ряд,
здесь бойко торг вели:
Одёжку, сласти, кренделя
чембарцы в дом несли…
А кто-то крынки покупал
с языковских столов:
В ту пору много было там
умелых гончаров.
В Чембаре слыл купцом тогда
Кугушев Николай,
Но и другие не в помин:
смотри, да не зевай-
Подводы их
добро везли аж
за реку Урал!
Один Чембар для купчих дел,
конечно, был уж мал.
Сбывали сало, коноплю.
опять же и — зерно!
Обратно - ткани всё везли,
плюс разное вино.
По всяко жил народ честной:
кто лучше, а кто нет...
Но все трудились без ленцы,
не шли на парапет.
Коль кто болезность заимел,
к Григорию спешил.
Сей, бывший флотский, помогал:
хороший лекарь был.
А сын его, Виссарион,
с годами преуспел:
В литературной, той Руси
большой успех имел.
Он юность дурью не мутил.
Друзьями был богат...
Но в доме Ивановых он
бывал все ж, чаще рад!
Здесь был домашний их театр,
где все шло чередом:
Подборка пьесы и ролей,
спектакль, что шел потом.

И действо было не пустяк:
здесь ставился Шекспир!
Конечно ж, без больших затрат,
но с музыкой клавир…
И Мельпомена помогла:
спектакль потребен слыл.
Виссарион Белинский в нем
на роли Яго был.
Публично проходил театр
и летом, и зимой,
Когда съезжалась молодежь
из Пензы, вновь, домой.
Помимо этаких забав,
где отдыхала знать,
О Божьей милости, сынок,
не стоит забывать!
Ему молились в урожай
и против всяких бед.
Хранили в душах, и сердцах,
простой, Христа, завет:
Не любодействуй, ни убий,
не зарься на добро,
Коль не тебе принадлежит
ни медь, ни серебро,
В воскресный день
да в ранний час,
в церква спешил народ.
Тогда в Чембаре и окрест
немалый был приход.
Молились часто в тесноте:
аж до дверных, сын, створ.
Но уже строился тогда
покровский наш собор.
На главный колокол его
дал средства государь,
Когда здесь волею судеб
лечил его лекарь.
Его Величество Руси,
сам первый Николай,
В Чембаре десять дён живал,
вот только невзначай!
Хозяин всей святой - Руси
не все сидел в столице
С своею свитой побывал
и в пензенской землице.
В пути сломалось колесо
у первой из карет.
И царь, ключицу повредив.
сказал: «Дороги нет!»
Поэтому сей царь решил
в Чембаре пережить,
Чтоб за неделю или две,
но рану залечить.
И лишь когда боль улеглась
в путь двинул царский двор,
И десять тысяч Николай,
рублей дал, на собор.
Собор был чудо, как хорош,
Чембар он украшал...
Но через много-много лет
не нужным вдруг он стал.
Царизм порушили не в раз,
но быстро,
коммунисты,
И Бог тогда не нужным стал –
пошли все в атеисты…
Собор я видел, но—увы:
совсем еще мальцом!
При мне взрывчаткою снесли
борясь с святым венцом...
Я помню: слышали окрест
его колокола.
Да в ярком небе голубом
сверкали купола...
Бывало:
в летний, душный зной,
стоял в Чембаре жар.
Так иссушающий порой,
что вспыхивал пожар.
Дома горели, как стога:
мгновенно и дотла.
Огонь не укротим был так,
что ночь была светла.
Набат гудел в тревожный час.
взлетали в небо искры...
Увы! Пожара языки
бывали слишком быстры.
На десять улиц — триста хат:
из дерева строенья!
Соломой крытые к тому ж ...
Искра! И есть зажженье.
Простой народ спасал дома
гася, пожар чем можно.
Огонь сметал порой квартал:
тушить все ж было сложно.
В ночную пору сторожа
несли здесь службу верно.
С пожарной службою тогда
в Чембаре было скверно.
Одни лишь ведра, да багры:
какое в них спасенье?
И люд чембарский уповал
на божие везенье!
Однако время лечит все.
Вновь топоры стучали.
Тесали бревна мужики.
И вновь дома взрастали.

Хоть люди были при земле
и хлеб большой растили.
Но часто впроголодь зимой
чембарцы наши жили.
За четверть ржи
купец давал на руки—
трехрублевый!
Зимой же деньги возвращал:
раз в восемь за целковый!
Кто мог—платил.
Ведь надо ж жить?
А хлеб все ж не морковка!
Но в основном народ честной
спасала лишь картошка!
Белинским стал давно Чембар,
ведь двести лет минуло.
Плохое, в прошлое ушло:
в историю кануло.
Он стал красив, разросся вширь,
вновь церковь ожила:
Сияют в небе городском
лазурью купола.
История его хранит,
наш город небольшой.
А на гербе его летит
журавлик золотой!

[Александр Иван. Кузнецов]

НА РЫБАЛКЕ

Я с удочкою к Сюверне на берег прихожу.
И, насадив наживочку:я голавлей ужу.
Ловитесь рыбки милые, чтоб голод притупить,
Чтоб жажду рыболова мне чоть каплю утолить.

А поплавочек крутится от ветра на воде.
Нет лучше, чем рыбалочка, всё ж отдыха нигде!
Когда ж наживку схватит кто, и дёрнет поплавок?
Когда ж от этой ловли мне чоть малый будет прок?

Играет Солнце бликами на Сюверне—реке.
Сопливый ёрш попался всё ж, за жадность, на крючке.
Он плавниками острыми мне в палец угодил,
За то, видать, что я его так ловко подцепил.

Что ж! Для ухи пойдёт и он: всё ж рыба, а не рак.
А на крючке у удочки сидит другой червяк.
Сползти он рад бы, бедненький, с такого «шампура».
Да здравствует, рыбалочка! Рыбалочке, ура!

[Александр Иван. Кузнецов]

Осенний призыв

Нас осенью призвали, в октябре,
Когда кусались первые морозы.
И все мы уезжали налегке.
Прощаясь, целовали милых слёзы…

На сборном пункте гвалт, ажиотаж.
Нас по командам быстро разобрали.
Мы испытали радостный кураж:
Команда «300» нам тогда сказали.

Потом нас встретил каменный перрон
И люди, что не нас здесь провожали…
Мы, сев в плацкартный воинский вагон,
Гражданской жизни на прощанье помахали…

Наш поезд шёл, как черепаха по песку:
Он еле полз по степям Казахстана.
И мы не чувствовали , юности, тоску
Под стук колес, вновь просыпаясь рано.

Из окон поезда мы видели Ташкент
В его ночном, красивом, облаченье…
А дальше, больше: Бухара, Чимкент,
И Каахка, как финиш приключеньям.

Душ ледяной нас сразу отрезвил.
Вдруг стало ясно, мы уже не дома.
Учебный пункт нас быстро приютил:
От физнагрузок та ещё истома…

Ну, а потом по флангам развезли,
По всем комендатурам и заставам.
И сутки наши пограничные пошли:
Спокойно спи – Советская держава…

[Александр Иван. Кузнецов]

ЛЕГЕНДА О НАРЧАТКЕ

Из уст в уста, из рода в род,
Чрез череду столетий длинных,
Её рассказывал народ,
Сынам своим, о днях былинных...
Легенду эту я узнал
Из книг о прошлом Пензы нашей.
Её для вас я написал
В стихах, чтобы слушать было краше!
Давным-давно уж это было!
Неведом мне какой и век.
Но по делам у Мокши жили
Мордва, немало человек.
Они работали с землицей,
Да пчел держали во лесах.
Зимой болтали небылицы.
Хлеб ели кислый— на квасах!
Молились Шкабо - васу, небу.
Так звался их мордовский бог.
И все трудились на потребу.
Но каждый делал то, что мог.
3имой труда почти не знали:
Съедая летний свой запас,
Но и на гуще не гадали.
Пивая хлебный терпкий квас.
Едали щеням — лук и мясо.
Шакама люфца — изредка…
И на печах лежали часом,
Погреть продрогшие бока.
Любимым деломв летнем зное
Бывало чаще лишь одно:
Послушать гул в пчелином рое
Присев на старое руно.
В лесах. где липовые рощи,
Крепили борти для пчёлы...
И не стремились к ратной мощи,
И были духом все сильны.
Однако копьями метали,
Ходя на добычу в леса,
И стрелы меткие пускали,
Коль чернобурка шла— лиса.
И молодь старших уважала…
Не пререкаясь, ну, ни в чём!
Хоть в семьях люда то не мало:
На три семьи— отцовский дом,
Религий, в общем-то, не знали.
Но небу кланялись, воде...
К тому и живность содержали:
Молить богов добру к себе.
Землице в жертву приносили
Домашний скот: овец, коров...
Чтоб земли хлеб большой родили,
Чтоб был без горя отчий кров.
Нарчатка правила, царица,
Мордовской, значит, стороной.
И в этом нету небылицы;
Она и впрямь - была такой!
Нарчатка рано овдовела:
Младой совсем ещё была,
Быть может тайно и ревела.
Но все дела свои - вела!
Не дал ей Бог дитё при муже.
И тем ей стали все мордва.
А потому старалась дюже:
Чтоб жили счастливо всегда.
И было таково покуда
В край не пришли таки года,
Когда, неведомо откуда.
К мордвам подкралась вдруг беда.
Она пришла Ордой кочевной
Суровых воинов степей.
Сей переход был многодневный,
Под свистом множества плетей.
Татарский хан Тагай, иль иной,
В Посурье верхнее пришёл
И здесь же, с третью что ль луной,
У Мокши он мордву нашёл...
Была зима. И стужа злилась!
И Мокша крылась толстым льдом.
Нарчатка «тьмы» не устрашилась
И настояла на своём.
Она сама на бранно поле
Решила вывести войска,
Чтоб вместе разделить их долю:
И встретить Смерть, коль будет та,..
Мордва готовилась вся к сече
Погибель, видя наперёд.
Вели с детьми прощально речи,
Чтоб крепко помнили свой род,
Чтоб, где бони не находились,
Не забывали никогда,
Как их отцы до смерти бились
С огромным полчищемврага.
Потом оделись, обрядились ...
Поели хлеба— кши, медку…
И в свой последний путь пустились;
Навстречу лютому Врагу…
Все собрались так в Наровчате.
Заклали в жертву сколь быков…
Сказали людям: «Не серчайте,
Коль что не так… Жалейте вдов!»
Чтоб дух мордвы был в битве крепким,
Нарчатка ехала в поход.
Хоть и понятен был ей сразу
Неравной битвы сей исход.
На льду широкой Мокши—речки
Схлестнулись вместе: Рать на рать!
И в этой. Жуть - жестокой сечке,
Взялись друг друга истреблять!...
В смертельных криках исходили
Татары, кони, и мордва...
Татары, всё ж, мордву сломили:
Погибли все почти тогда.
Везде по льду лежали трупы.
И он был красным от крови.
Пустыми были коней крупы:
Бери их только, да лови!
Над смертью падаль уж кружила,
Слетаясь на кровавый пир.
Их пища тут едва остыла…
Какой жестокий, всё же, мир!
Нарчатка вышла из сраженья.
Как видно Бог её берёг,
И лишь от злого пораженья
Он охранить её не смог!
Усталый конь под ней— шатался!
Сумань забрызгало в крови!
Уж с трёх сторон гул раздавался...
Тагай кричал: «Лови! Лови!»
Хотел, в полон он взять, Нарчатку.
Чтоб всласть куражиться потом…
Хотел тащить в свою кибитку
И там уж исхлестать кнутом.
За то- что с войском в битву вышла.
За то, что женщина она!
Ведь у него жена, что дышло:
Сказал— она и не видна!
А тут взропталась, кто? Мордовка!
Да ещё войска привела!
Пусть покоряется, чертовка,
Пока башка её цела.
Царица приняла решенье:
Коль смерть принять, так лучше тут!
Ей ночью было в сне виденье
Что воды Мокши её ждут…
Она стремглав коня пустила
К вдали темневшей полынье,
И Мокша всадницу укрыла.
И приняла в глубоком дне.
Лишь пузырьки со дна порхнули,
Неся её последний вздох,
И там она навек уснула.
И конь, потопший, здесь издох.
Татары выли в исступлении,
Не смея взор с воды отнять.
И был в том крике грех паденья
Сумевших подвиг сей понять.
Потом Тагай согнул колени
И поклонился полынье,
В которой женщина утопла
Верхом на белом же коне.
Он встал. и, указав, на воду,
Пятном темневшую средь льда,
Сказал кочевному народу
Такие, видимо, слова:
«Батыры! Перед вами Подвиг,
Достойный лучших из мужчин!
В меня метала метко дротик.
Она не женщина, а джин!
Теперь она уже далече.
И скрыла девы, Мокша, прах…
Я не любитель громкой речи.
Да будет вечно с ней Аллах!»
На том легенду завершаю.
В ней, что хотел, сумел сказать.
Но для себя я твёрдо знаю:
Нам не дано всего понять!
Мир этот многое меняет,
А вот легенда всё жива!
Пускай не часто повторяет
Её народная молва.
А люди иные считают:
Нарчатку спрятала река.
Что до сих пор она. бывает,
Сидит в тени у родника.
Бессмертной сделала царицу
Её принявшая Мокша.
И все твердят, как небылицу:
«Уж больно девка хороша!
Смуглява - кожей, пышна телом...
С косой, свисающей до пят...»
Пастух её лишь видит смелый
Когда пасёт своих телят,..
«Сидит, Нарчатка, косу чешет.
И с Мокшей тихо говорит».
— Пастух так молвит. Он не брешет;
Не он о том один твердит,
«Но лишь ты ближе к ней подходишь,
Она русалкой в воду— бульк...
И не сказать, умом что сходишь:
Стоишь подолгу, точно куль!»
Вот так Легенда оживает,
Наверное, не первый век...
Нарчатка в Мокше обретает
До тех пор, жив как Человек!

23.03.01 г,