Ловить мечту свою не стОит..

[Олег Коржов]

Кафе это или бар распознать уже сложно.
Старое, обветренное морским бризом, потертое временем, обесцвеченное ярким солнцем.
Еще больше выцвела вывеска над верандой, где когда-то гордо горело яркими буквами «Вива ля советико-кубано амистад».
Старый сидел на старой веранде, под старой вывеской, потягивая свежее, ещё тёплое молоко.
Из под козырька старой кепи на тени, пляшущие в море, смотрели уставшие глаза.
Вечер.
Солнце за спиной укатывалось в рощу.
Казалось в тени море всё больше видно в глубину.
В знакомую глубину.
Любимую и ненавистную.
Хотелось нырнуть туда. От души хотелось.
Всеми силами разума приходилось сдерживаться.
Не ныряет он больше.
И других нырять не учит.
И дышать не учит.
И думать – тоже не учит.
Не хочет.
Ни найти, ни потерять уже не страшась – просто не хочет.
Точка.

Многое за жизнь нашел. Не меньше – потерял.
Остановился.
Молоко по стенкам стакана сползает, там где только что отпил.
Стакан высокий.
Старый тоже.
Ну как старый - так уж прозвали давно, так и свыклось.
Когда он не был «старым» он был обычным парнем.
Чуть-чуть, наверное, более везучим, чем сверстники.
Потому и дожил до своих лет.
Чуть раньше других начал помогать семье – дышать научился и нырять, как и остальные мальчишки.
Но, всё-таки, норовил сделать это лучше, дольше, дальше, глубже.
Больше разглядеть и собрать успеть раковин.
Больше медяков получить за них на берегу от сборщика.
Повзрослев – уже не просто раковины ради перламутра, но ради искристости содержимого собирал быстрее всех, глубже и дальше.
Найти красивую жемчужину не каждому удаётся.
Не всякая раковина, соринку попавшую обволакивает жемчугом искристым.

И как-то ему повезло.
Не на глубине даже.
На песке, почти у кромки пляжа.
Там где не бояться купаться и загорать туристы.
Блеснула искрами удача на песке под водой.
Колечко с камушком, с пальца явно ухоженного женского упавшее, он поднял поднырнув.
Удачно скупщика поймал тем же вечером.
Не долго скупщик смотрел на камушек, да на обрамление.
Сказал еврей старый, что это стекляшка и даст денег он лишь за золотой вес самого колечка.
И того было много!
Поэтому камушек мальчишка ловко сковырнул и на вздох еврея не обратив внимания купюры в кулаке зажав к матери побежал.
С добычей!
С первой крупной удачей в жизни.

И когда через несколько дней камушек в кармане обнаружил, загадал себе желание.

Заплыл подальше, выбрал местечко, где другие редко нырнуть смогут и создал «свою раковину».
Как дети во дворах играя под стёклышко прячут сюрприз.
В раковину среднего размера живую, слегка створки открыв положил он камушек прозрачный.

Есть легенда, что от рубина – жемчуг красный становится.
Если найти, конечно, рубин.
А от прозрачного камушка искристого сможет прозрачный жемчуг вырасти?
Надо было уже в армию идти, как и все в его годы уходили.
И загадал он желание, что лет через пять, после армии уже, он нырнёт и посмотрит – какого цвета его раковина жемчужину создаст.

С таким загаданным желанием он в армию пошел, и служил.
В далёкой жаркой стране.
Где многие его сверстники служили.
И остались многие.
Но он не остался.
Оттого что слышал хорошо да дышал глубоко, умел не дышать долго – повезло ему ещё раз крупно.
Странная страна, странная война, странная служба.
Во времена разных пулемётов и надёжных «калашниковых» местные, кто во врагах вроде как был, воевали по-своему.
Иногда даже на стрелу лука больше надеясь, чем на пулю.
Вот, стоя на посту и услышал он стрелу.
Шуршание оперения видимо различил в ночи.
Вот и успел чуть развернуться.
Увернуться от смерти на сантиметры.
И очередь автоматную дал уже падая.
Уже падая, понимал, что в него попали сильно.
Но радовался, что раз боль чувствует – значит жив.

Как потом сказали - сильно повезло, что жив.
Пол поворота тела отвели стрелу на пол сантиметра от сердца.
Но не легче от этого.
Особенно лёгкому левому.
Особенно когда дышать заново учиться пришлось.
Вдохнуть сразу – смерть.
Кровь заполнит легкое.
Выдохнуть сразу – смерть от кровопотери.
Пузырями воздушными кровь, аж вскипает-пенится.

И попытался он остаться жить.
И дышать себя заставил так, словно он за своей раковиной нырнул.
Словно ждёт она его.
Дразнится, створки свои приоткрывая, красотой перламутра и необычным размером жемчуга своего маня.
И вот ему в глубину к ней непременно надо вернуться.

Бесконечно медленный вдох, словно одной стороной.
Столь же долгий аккуратный выдох.
И словно не грудью он дышит, а ладонями.
В центре ладошки точка, которой аж горячо и щекотно от дыхания.
Если умеешь представить как выдыхаешь через неё.
Вдыхая сквозь кожу, словно.
Беря кислород и отдавая боль.
Как серый сигарный пепел высыпается боль из ладоней.
Лёгким дуновением ветерка сопровождается словно.
В такт с ударами сердца, что всё реже стучит в висках.

Хорошо ещё, что подбежавшие солдаты стрелу догадались не вынимать.
Конец отломали только с наконечником и так к лекарю бегом его и понесли.
И так всю дорогу – до лекаря – до самолёта - до госпиталя в родной стране.
Поколдовали хирурги на славу.
Да только и слышал он всё и чувствовал.
С тем как он дышал, не смогла справиться маска анестезиолога.
Слышал он скрип скальпеля по коже, как ворочалась боль внутри, как выходил воздух вместе с жизнью.
И так же слышал, как входила в него жизнь.
Покалыванием, стоном, дыханием, скрипом зубов, глубокой болью где то там, где воздух с кровью перемешивается, где душа горячим дуновением рану греет, боль снимая.

Помнил он как дышать.
Как надо дышать, чтоб донырнуть за каменную гряду, где его раковина его дожидается уже столько лет, храня и взращивая в себе красоту жемчуга.
Мечтой нырнуть он жил и выжил.

Вернувшись домой он уже был другим.
Взрослый мужчина, с уставшим телом, живыми глазами и старостью седин.
Первый же вечер он провел у моря.
И понял, что весь он взволнован от того, что завтра нырнёт.
Чуть знобило, как мальчишку перед свиданием первым.
Чуть покачивало, как юношу после бурной ночи.
Чуть подрагивало, как после прошедшего испуга, всё нутро.
И дышал он так же – с ожиданием и предвкушением.
Наступило завтра.

Он снова просто посидел, глядя из под козырька армейской кепи на солнечные блики, тени и искорки брызг, поднимаемых лёгким бризом над морем.
Старуха хозяина кафе принесла ему стакан молока, посидела с ним, поболтав о житье-бытье.
И ещё одно Завтра.
И ещё.
Он собирался.
Не решался.
Но в воду нырял уже не раз за это время.
В другом месте.
Днём.
Не за раковиной.
Просто нырял вспоминая, как здорово это у него получалось в детстве.
Получалось здорово и сейчас – и долго, и глубоко, и спокойно, и радостно.
Так получалось, что видевшие это соседи попросили поучить мальчишек нырять.
Он взялся.
Основательно и настойчиво.
Плавать он научить не мог.
Только дышать.
Или не дышать.
Что умел, то простым, детворе понятным языком показывал, подсказывал.
Сидел старый в лодке, окруженной детишками, барахтающимися в волнах.
Ныряла детвора, вылавливая раковины.
Иногда радостным криком извещая море что и жемчужины попались.
На перламутр скупщику сдавали раковины или жемчужины - поштучно, по размерно и по цветно.

Скупщик был другой.
Старый еврей давно ушел.
Оставив о себе не совсем добрые воспоминания.
Когда старому рассказали, он только чертыхнулся и головой покачал.
Старый скупщик новому (сынку своему) рассказал, что однажды хотел провести мальчишку, принесшему кольцо с бриллиантом.
Мол, сказал мальчишке, что камушек в колечке стекло простое.
Кто кого провел, до конца дней старый скупщик не понял.
Но то, как мальчишка ловко вытащил бриллиант и, получив деньги за колечко, как за лом золотой, ушел радостный – часто вспоминал старый еврей.
И вздыхал еврей, горестно приговаривая, что жемчужина с бриллиантом внутри – немыслимых денег стоит на любом аукционе.

Узнав такое, старый остановился.
В один день просто прекратил учить других.
Нет, не столько испугался за свою раковину.
Его новые ученики вполне могли до неё донырнуть.
Если бы знали, что в ней таится – непременно все бы стали нырять.
Если бы знали ещё где она -то непременно всё дно перекапали бы руками своими.

Он просто не мог.
Ни рассказать, ни научить, ни сам нырнуть.

Ведь теперь получается, что вовсе не за мечтой своей детской нырнёт он.
Не за своей раковиной, так ему помогавшей выжить.
Так часто снившейся далёкими долгими ночами.
Так сильно он к ней тянулся, что и смерть сдалась.
Так сильно он к ней стремился, что и жизнь удалась.
Так сильно он её хотел коснуться, что…
Лучше не надо.
Сейчас это уже не его раковина получается.
Нет, конечно она та же, но то что в ней выросло – уже совсем другое.
Не жемчужина вокруг стёклышка граненного.
А сокровище.
Он мечтал о своей раковине.
Но не о сокровище.
И старый знал, как только он за ней нырнёт – он найдёт её непременно.
Как только на борт лодки её поднимет – умрёт его раковина.
Как только он её откроет – он найдёт богатство необычайной красоты.
Но мечта пропадёт.
Навсегда.
Не стоит нырять.
Есть много раковин и жемчуга на свете.
А свою Мечту не стоит беспокоить.
И ловить её не надо.

---

[Attikos]

Очень хороший рассказ! Спасибо.

[Владимир Евгеньевич]

Спасибо за хороший рассказ )))

[Александровконстантин]

Мечта вещь коварная-иногда может человека как бомба, изнутри взорвать. Рассказ поучителен. Спасибо.

[Darg]

По-хемингуэевски.
Талантливо.
Детство - определёно до-фиделевское, служба - в Анголе.

[Attikos]

Сообщение от Darg

По-хемингуэевски.
Талантливо.
Детство - определёно до-фиделевское, служба - в Анголе.

Да, тоже сразу вспомнилось "Старик и море".

[Олег Коржов]

Вот, спасибочки!
Вы, прямо "следы-маячки" заметили по-нашему, по-пограничному.
И про Анголу и про детство.
Раскидывал "крючочки" в байке специально.
Убрать вывеску - так может и вкус не Хеменгуэя бы получился.

СПАСИБО ЧТО ЧИТАЕТЕ.
Ваш Олег.

[Мекящ]

Погранской рассказ на 100%
Спасибо!

[Мекящ]

"А свою Мечту не стоит беспокоить.
И ловить её не надо"
_______________

[ефремыч]

отлично!!! Поучительно(...