Учебка . Часть 1

[Бучнев Олег]

Всё-таки решил вынести на ваш суд небольшую повестушку, написанную мной лет десять назад. Некторые с ней знакомы, но большинство - нет.

Странное дело. Чем ближе к завершению срок моей офицерской службы, чем всё явственнее и отчётливее просматривается на горизонте день, когда я сниму погоны, тем чаще вспоминается время, когда впервые их надел. Нет, учебный пункт Райчихинского пограничного отряда Дальневосточного пограничного округа КГБ СССР (он же — моя «учебка»!) и сегодня вовсе не кажется мне этаким санаторием или тихим идиллическим местом, где стартовала моя военная юность. Но я отлично помню своих ребят из пятого отделения второй учебной заставы, офицеров, сержантов…

Мне даже иногда кажется, что если собраться вдруг и съездить туда, в Райчихинский отряд, то я встречу их там. Всех.
Они ничуть не изменились, не повзрослели, они всё те же юные «советские пограничники, которым Родина доверила охрану своих священных рубежей». Наверное, хмуро меня встретил бы только наш начальник заставы — пшеничноусый старший лейтенант Кушнаренко. Ещё бы! Вечная юность — это, безусловно, хорошо. Но вечный же Райчихинск и неизменные три маленькие звёздочки на погонах — мягко говоря, не здорово… Написал это и подумал, что и парни тоже вряд ли были бы рады: вечная «учебка» — это и вовсе жутко! Хотя, конечно, не служившим этой весьма специфической «жути» не понять.

Прошу прощения, за такое сумбурное вступление. Просто, предваряя публикацию, хочу дать некоторые пояснения. Рассказ о тех страшно давних уже событиях не вполне автобиографичен. Что-то происходило со мной, что-то — с другими, что-то со всеми нами. Но, так или иначе — происходило на самом деле. Многие фамилии здесь изменены, кое-что изложено совсем не в той хронологии, в какой произошло. Но я и не ставил перед собой цели написать строго документальное повествование. Это своего рода дневник солдата учебного пункта, написанный, как все дневники, от первого лица. Почему-то потянуло вернуться по времени в конец 70-х, вот я и вернулся. Иногда, с вашего позволения, буду вклиниваться в эти «неучёные записки», чтобы дополнить то, что не сказал главный герой. Или прокомментировать.
Ну вот, пожалуй, можно начинать.

* * *
Луноликий проводник сияет, он откровенно и неприкрыто счастлив. Понять его совсем нетрудно: он в предвкушении дурных барышей. Пока что будущие барыши стеклянно тренькают в деревянных ящиках, которыми он безжалостно заставил своё купе. Похоже, спать собирается сидя. А что? Наверное, можно помучиться малость за такие-то деньги! Он знает, что чем больше будет удаляться наш воинский эшелон от крупных спиртоносных городов, тем дороже будут платить за выпивку бесшабашные призывники, гудящие напоследок по всем вагонам. И ни строгие офицеры в зелёных фуражках, ни бравые, увешанные невиданными знаками сержанты не смогут остановить этот традиционный гуд «обречённых». Всё так и будет. А пока огорчает одно…

Нам не дали отметить вместе со всей страной, то есть дома, 60-летие Великой Октябрьской Социалистической революции! Замели… Всё-таки не понимаю, какая им разница? Ну, поехали бы мы на три-четыре дня позже. А так… Наш эшелон отползает под тревожащие душу оглушительные звуки «Славянки» от заполненного зарёванными родственниками (родственницами, в основном) перрона ровно в 15.00 пятого ноября 1977 года. Вот оно! Свершилось! Неужели это я — я!? — еду в армию? Не верится и очень хочется проснуться. Впрочем, не я первый, не я последний. Вон нас здесь сколько! И все пыжатся, будто два года в сапогах — плёвое дело для каждого. А оно, блин, не плёвое!
Еду служить на границу. Подумать только, а?! А главное, нам ни за что не хотят сказать, в каком именно месте мы будем её охранять. Я вот перед отъездом зачем-то напугал маму, сказав, что отправляюсь противостоять китайским братьям, с которыми мы время от времени то дружим странами, то совсем не дружим. И ведь брякнул-то просто так. А мы уже миновали Улан-Удэ, и никто теперь не сомневаться, что нас действительно везут на советско-китайскую границу…

* * *
Тогда подобное место службы и впрямь считалось самым опасным. «Горячих точек» на территории Союза не существовало, а боевые действия с участием наших «специалистов» велись исключительно по далёким многочисленным анголам-мозамбикам и без лишнего шума. Что же касается наших тогдашних взаимоотношений с КНР, то они были весьма натянутыми. Прошло всего несколько лет после событий на Даманском, Гольдинском, Жаланашколе. Между странами шла отнюдь не добрососедская тяжба за территории. Насколько помню, в годы моей срочной службы китайцами оспаривался так называемый «район ста двадцати деревень». Не устраивало наших соседей и то, что, например, граница по Амуру пролегала гораздо ближе к китайскому берегу, оставляя им треть, а нам две трети акватории великой реки. Хотя тут всё было совершенно законно: граница проходила по тальвегу — наиболее глубокому месту фарватера.

Во время службы на заставе мне не раз доводилось бывать свидетелем провокаций со стороны китайских речников по отношению к нашим судам. Это были имитации таранов наших пассажирских теплоходов, оскорбительные выкрики и угрожающие жесты, демонстративное фотографирование наших инженерных сооружений на островах и берегу. Заходы же в наши территориальные воды наблюдал практически постоянно. Наше дело было сообщать о факте на заставу. Застава информировала отряд и ближайших соседей, к которым были прикомандированы сторожевые катера Казакевичской флотилии.

Когда критическая масса пограничных правонарушений со стороны соседей достигала предела, на Амур выходило звено «Шмелей». У них была низкая посадка и мощные движки. Когда три этих красавца в кильватерном строю на полном ходу проносились по тальвегу, на китайский берег волнами выбрасывало не только утлые лодчонки-джонки, но даже небольшие катера, хлипкие деревянные причальчики разносило чуть ли не в щепки…

Возможно, я сейчас путаю причины и следствия. Возможно, слишком упрощаю, но… Рассказал то, что видел. Иными словами, обстановка тогда на советско-китайской границе была крайне напряжённой.

* * *
Шестые сутки в пути ознаменовались тем, что на какой-то станции нам через окно продали за червонец бутылку чистейшей воды в водочной бутылке. Это дело прошло для аборигенов безнаказанно, потому что нас из вагонов не выпускают. Пацаны возмущённо матюгаются, призывая на головы коварных местных жителей самые страшные кары. Я же некоторым образом рад. Признаться, недельные запои совсем не мой любимый вид спорта. Однако радовался я рано: проводник, козья морда, «выручил» — продал пузырь спирта за тридцать рублей. Когда уже у него эти проклятые пузыри кончатся?!

Сославшись на плохое самочувствие, лезу трезво тосковать на верхнюю полку. Внизу довольны — им больше достанется. А я тоскую и до сих пор не могу поверить, что по сути дела почти неделю «служу». Впереди два года! Ладно, хоть на три не загремел. А мог бы запросто. После одной из бесконечных медкомиссий перед призывом на моём личном деле появился, было, штамп «Надводный плавсостав ВМФ». Потом «переиграли» в ВДВ. А когда я уже и смутно не мог представить, в каких войсках доведётся служить, попал на собеседование к офицеру-пограничнику. И таким образом, без всяких штампов, оказался в ПВ.

…За окном тянутся унылые, топорщащиеся голым редколесьем, однообразные заснеженные сопки. А ещё за окном мороз, который лихо разукрасил стёкла еловыми узорами и который в нашем душном, прокисшем вагоне никак не ощущается. А, кроме того, за окном, где-то уже совсем близко, конечная цель нашей поездки — некая условная дальневосточная «станция Березай». Хочешь, не хочешь, а вылезай.

Некоторые, маясь от безделья, нетерпения и пугающей неизвестности, начинают извращаться, вышвыривая в приоткрытое окно кое-какие вещички. Наверное, они видят вызов обстоятельствам в том, чтобы эффектно выкинуть в окно шапку, полотенце, трусы даже. Прощай, мол, развесёлая гражданская жизнь. Твои ненужные приметы нам больше не нужны! Те же, кто не спешит расстаться с ними, предаются другому, не менее увлекательному занятию. На стёганых ватниках зубной пастой выводят они названия родных городов и посёлков, сами ватники и штаны под взмахами бритв и перочинных ножиков превращаются в живописные лохмотья. Я бы тоже хотел что-нибудь такое отмочить, но не могу. Из-за мамы. У меня, вот представьте себе, всё новое. Хорошая меховая шапка, тёплая польская куртка с капюшоном, шерстяные брюки и добротные ботинки. Согласен, никто так в армию не едет. Но мама, и без того выведенная из равновесия «моей» китайской границей, сказала: «А вдруг вы полетите на самолёте? Некоторых же везут на самолётах! А ты — в телогрейке! Позорище…» Спорить было бесполезно. Я и не стал.

Знаете, когда выходишь из жаркого, потно-перегарного нутра плацкартного вагона, когда после недельного вынашивания тебя безжалостно рожают на сухой тридцатиградусный мороз — ощущение, как от удара в солнечное сплетение. Ты никак не можешь вдохнуть свежий, резкий воздух. Впрочем, эта лирика никого не волнует. Обалдевших призывников тут же начинают, как баранов, считать по головам, трижды за пять минут проверяют по списку и наконец формируют походную колонну будущих защитников Отечества. Многие из них сильно дрожат, пытаясь отыскать в своих изрезанных одёжках хоть капельку тепла. А его там нет ни фига! На меня смотрят с завистью. Да что там говорить, я и сам себе завидую. Где-то в голове колонны раздаётся зычная команда, и мы начинаем живописной колонной втягиваться в «кочегарку Дальнего Востока» — угледобывающий город Райчихинск. Здесь расположен пограничный отряд, здесь для нас начинается то, что ни один, служивший когда-нибудь в армии, не забудет по гроб жизни. Это я, конечно, про «учебку», слава ей на вечные времена!

* * *
Я тут про мороз вспомнил. А на самом деле нам тогда повезло, мы проехали дальше. А могли ведь нас и в Сковородино высадить — на дальневосточном полюсе холода. Сержанты в эшелоне говорили, что там морозы до 60 градусов доходят. Наверное, не врали. Меня же, помню, поразило одно обстоятельство. Тех, кто покинул свои вагоны в Сковородино, встречал отрядный духовой оркестр. Музыканты выдували из своих сверкающих на морозном солнце инструментов какой-то марш. Ресницы несчастных трубачей были в инее, лица красны и обветрены. И одно оставалось совершенно непонятным: почему у них не примерзали к меди губы? Как они вообще умудрялись эти самые губы сворачивать в трубочку? В общем, мои впечатления от Сковородино — это героический военный оркестр, замерзающий под собственную музыку… Когда эшелон тронулся, я испытал облегчение — как хорошо, что мне не сюда.

[Поэт]

Спасибо Олег.

[гсф.серега]

Мы еще все на холодильнике изрезали а повезли на самолете,вот было стыдно! А капитан который вез нас так позорил,даже сейчас стыдно!

[S_ZUEV]

Сообщение от Бучнев Олег

Я тут про мороз вспомнил. А на самом деле нам тогда повезло, мы проехали дальше. А могли ведь нас и в Сковородино высадить — на дальневосточном полюсе холода. Сержанты в эшелоне говорили, что там морозы до 60 градусов доходят. Наверное, не врали. Меня же, помню, поразило одно обстоятельство. Тех, кто покинул свои вагоны в Сковородино, встречал отрядный духовой оркестр. Музыканты выдували из своих сверкающих на морозном солнце инструментов какой-то марш. Ресницы несчастных трубачей были в инее, лица красны и обветрены. И одно оставалось совершенно непонятным: почему у них не примерзали к меди губы? Как они вообще умудрялись эти самые губы сворачивать в трубочку? В общем, мои впечатления от Сковородино — это героический военный оркестр, замерзающий под собственную музыку… Когда эшелон тронулся, я испытал облегчение — как хорошо, что мне не сюда.

А я в 75г. на учебке в Сковородино был ноябрь - декабрь. И там до стрельбища(Невер) 12 км и все бегом. Спасибо за интересный рассказ.+++

[Darg]

Сообщение от Бучнев Олег

вечная «учебка» — это и вовсе жутко!

В таких случаях принято говорить: "Врагу не пожелаешь!"
Самое отвратное время службы было, по-моему.
Жду с нетерпением продолжения.

[рамзай]

Бог создал Крым да Сочи,
а черт - Сковородино да Могочи ))
Хорошо рассказали: талантливо и с легким налетом юмора.

[Николай Каменский]

Стал бы писать, написал бы про это же...
Как же все было похоже!

[Darg]

Сообщение от Николай Каменский

Стал бы писать, написал бы про это же...
Как же все было похоже!

Наверно потому, что - система.
Поэтому и похоже.

[Бучнев Олег]

Сообщение от S_ZUEV

А я в 75г. на учебке в Сковородино был ноябрь - декабрь. И там до стрельбища(Невер) 12 км и все бегом. Спасибо за интересный рассказ.+++

Спасибо за отзыв! Слушай, а ты не знаешь случайно Алексея Сальникова? Он тоже из Ревды. Призыв - ноябрь 77.

[Поэт]

Да конечно это система, практически всё под копирку, с учётом климата и времени.
Очень интересно 28го было слышать от человека в последствии служившего офицером в керкинской ДШ, нелицеприятные и не литературные отзывы о термезском УП, который он так же прошёл в начале своей службы.